А Ри оторопел. Инзима что-то объяснял, но голос его ускользнул и стих – не разобрать ни слова. Все естество Ри заняло жадное, и оттого глупое и нелепое, лицезрение тела Ло и изящно вписанных в округлые изгибы линий рисунка. Узор тонкими, четкими штрихами покрывал большую часть живота, груди и ног небогляда спереди. Ло, перешагивая через колючки на кончиках пальцев, прошла к одежде, достала длинный белый шарф и стала осторожно прикладывать его к разным участкам тела, пропитывая влагой. Нанесенные неизвестным для Ри способом рисунки гор, дорог и поселений не смазывались.
Сердце паренька было отравлено гордой и взрослой наготой Ло. Плоды, полноценно созревшие, манящие скрытым в них вкусовым наслаждением. Рисунки тянули, очаровывали: переплетения путей, нитями тянущиеся к самым интимным местам.
Ри слышал о влиянии странствующих судей, способных усыпить бдительность человека силой голоса. Наверное, что-то похожее испытывал и допрашиваемый: плыл, терялся и переставал осознавать течение самого времени.
Когда Ло посмотрела на Ри, у того свело ногу.
– Инзи! – заревел Кос. – Где огонь?
Лодисс поспешно укуталась в покрывало и села на берегу.
Инзима цыкнул на Ри и кинул в него веткой:
– Эй! Где дрова?
Вскоре заполыхал костерок. И стало теплее. Гораздо теплее. С той ночи пожарища в Энфисе, когда Ри, несмотря на духоту, бросало в дрожь, ему впервые стало тепло. И захотелось выпрямиться, расправить плечи.
Несмотря на то, что каждый член отряда занимался чем-то своим, и в предрассветном прозрачном воздухе витала некая напряженность, они воспринимались как единое целое, как семья. Ведь в любой, даже самой дружной семье, бывают размолвки. Это нормально. После побега с Майей, отец пару дней не разговаривал с Ри, и Мельзинга, к которой его отправили в наказание, была единственной собеседницей. Придирки и звонкое хлопанье по неуклюжим рукам – как же давно это было…
Кос прилег у кострища. Из скомканного шерстяного одеяла, под которым, укрывшись с головой, на корточках сидела Ло, торчали протянутые к огню руки. Матаара, после того, как напоил и расчесал илори, принялся перебирать свои топорики. Это были уменьшенные копии колуна дровосека. Инзима же присел поодаль и затачивал длинные, изогнутые кинжалы. Заметив интерес Ри к своему оружию, он гордо представил:
– Кукри. Пустые. Для души. У меня есть такие же гвиртовые. Кос подарил. Их затачивать не надо. А мне нравится. Поэтому оставил себе и пустые. Если заботишься о ножах в Тишину, ножи позаботятся о тебе в Охоту.
Ри присел рядом, любуясь искусной резьбой на белой рукоятке. Убедившись, что их не услышат, он попросил Инзи:
– Расскажи о Лодисс.
– О Ло? Да что я о ней могу рассказать? Начало истории небоглядов одинаковы. Близнецов выкупают. Или крадут. Прямо из дома. Еще в младенчестве. Родить близнецов – накликать беду на свою семью. Иногда родителям удается спрятать детей. Но рано или поздно предназначение находит их.
– Как? – Ри неосознанно вздрогнул всем телом, представив ужас родителей, потерявших крохотных малышей.
– Кто ж знает. Небогляды, как и ныряльщицы, берегут свои тайны. Старательно. Передают от молодых – старым. От опытных – новичкам. Вот как ныряльщицы гоэм так надолго задерживают дыхание? Никто не знает. Как небогляды узнают место падения каргов? Непонятно. Карты помогают. Но как?
– Но кто-то же пытался узнать?
– Зачем? Если ты сам не кузнец – не спрашивай кузнеца о его кузне. Даже у странствующих судей в кодексе прописано: небоглядов и ныряльщиц об их ремесле расспрашивать не моги!
Ри был немного расстроен, что о небогляде, которая уже как минимум дважды решила исход его судьбы, не удалось узнать почти ничего. Инзима, будто почуяв разочарование Ри, добавил:
– А наша Ло – лучшая в Старых землях. Даже не представляю, чего стоило Косу раздобыть ее. Рассказывает он без подробностей. А ведь в подробностях весь смак истории. Даже…
И тут раздался хриплый ор командира:
– Гаси огонь! Живо!
Инзи бросился с бурдюком к воде.
Возле костра корчилась, укутанная в одеяло, небогляд. Ее, лежащую и брыкающуюся, будто ногами избивали невидимые враги.
Ри растерянно таращился лишь мгновенье, потом ринулся к Ло.
– Не трожь ее! – заорал Кос, и парень шарахнулся назад.
Прибежали Инзима с Матаарой и потушили костер, залив его из кожаных бурдюков.
В звук шипения от углей вплелся скрежет костей и нечеловеческий, приглушенный стон, исходящий от затихшего покрывала. Ри от затылка к макушке погладила заиневшая рука мертвеца.
Теперь было слышно лишь тяжелое и частое дыхание Ло.
– Мелин, – чуть слышно произнесла она, отдышавшись.
Это слово в сердце каждого охотника усилилось стократно, заставив ожить и трепыхаться уже приготовившийся к покою комок мышц под ребрами.
Кос еле разлепил высохшие губы:
– Где?
У Инзи даже глаза прослезились. А Мат, как стоял с выпотрошенным бурдюком, так и присел в высокую траву.
– Гиз-Годолл.