Тишина камней

Одно время повелось у странствующих артистов гастролировать с покалеченными животными. Это были дикие и весьма опасные твари, наводящие ужас на и без того запуганных в Охоту людей: острозубые волки, мечтающие перегрызть глотку любому зазевавшемуся путнику; лисы, умеющие ждать часами подходящего момента для нападения на жертву; жестокие кабаны, не останавливающиеся ни перед чем на пути к обреченному, – и все они были специально изуродованы и посажены на тяжеленные цепи, чтобы люди, приходящие поглазеть на представления, могли чувствовать свое превосходство, смеясь и тыкая пальцем в сторону зверей. Тут маленькие, трусливые людишки превращались на время в уверенных в себе людей, обретали “человечность”.

Частенько странствующие артисты обращались к городским лекарям, чтобы те ампутировали те или иные конечности и заменили их на металлические протезы. Такие цирки собирали толпу.

Животные, придя в себя после мучительных операций, неуклюже передвигались, бряцая новыми частями тела. Медвежонок старательно вылизывал место соединения безобразного когтистого протеза с лапой. Лисица боялась показаться из своей конуры, а когда ее выгоняли, то забивалась в угол. Остроконечные металлические уши из спиц и пластин больше никогда не прижмутся от страха или злости, а пушистый хвост превратился в ржавый хлыст. У дикого пса, некогда наводившего ужас на людей и одним только рыком способного обратить хваленый задор смельчаков в бабский визг, был жалкий вид брошенной, исхудавший собаки. Даже несмотря на высовывающиеся из пасти искусственные клыки устрашающего вида.

В глубинках люди охотно отдавали медяки, чтобы просто поглазеть и поржать над бедными животными. В городах же странствующие артисты закатывали настоящие представления, а за дополнительную плату в пять серебряных любой желающий мог пощекотать себе нервы: войти в клетку к зверю и выпустить немного затаенного страха в виде жестокости. Попинать. Поиздеваться. За договорную плату можно было даже убить гаденыша.

Но дикий, пусть даже слабый и запуганный зверь, не такой терпеливый, как прирученный. Однажды пьяный охотник, пообещав гвирт владельцу цирка уродов, вошел в обустроенный на месте представления вольер с одной целью: забрать жизнь у черной волчицы, в пустующей глазнице которой, на сложном креплении из коротких спиц держался никчемный осколок мутно поблескивающей хлазы.

Волчица была облезлой, полудохлой, еле держалась на ногах, но, когда заметила, что охотник самонадеянно оставил вход не запертым, вкус бывалой свободы вернул толику сил, вдохнул надежду. С горечью злобы.

В полном отчаянии, не дожидаясь, когда каргхар достанет меч из ножен, она бросилась на него и вгрызлась в горло.

Зрители завопили и стали в панике разбегаться, а сами артисты не знали, что предпринять. Охотника уже не спасти, а войти и прибить обезумевшего зверя никто не осмелился. Они спрятались и просто смотрели, как волчица расправилась с легкой одеждой и уже отрывала куски мяса от обмягшего, кровоточащего человека. Она разбрасывала их по вольеру, делясь с начинающими выползать из своих клеток изуродованными животными, какие-то сглатывала без разбора.

А потом они все сбежали.

Считается, что именно тогда она впервые проглотила гвирт, который убитый охотник держал при себе.

На зверей устроили облаву, но те ушли в глубь Диких земель и обрели свой дом в лесу, который впоследствии назвали Лесом стальных волков или Гиз-Годолл. И вот почему.

Волчица, вкусившая с плотью врага силу карга, быстро восстановилась, обрела прочную, как сталь, шкуру и мощь десятерых волков.

Дальнейшие ее похождения настолько обросли легендами и слухами, что в некоторые поверить не просто трудно, но и невозможно.

Ее называли Неуловимой. Беспощадной. Бессмертной. Сучкой Думрока. Или же вообще предпочитали не называть вслух.

Она в одиночку справлялась с отрядом вооруженных каргхаров, проглатывая все их снаряжение и оружие, а тела оставляла на растерзание стае. Она питалась только каргами. Проглотила как минимум шесть мелинов. Выросла до размеров лошади и с легкостью перепрыгивала деревья. Когда она выла на луну, в округе умирали дети, а взрослые сходили с ума. По силе и свирепости она не уступала паучьим псам Отэранги.

Кто ж поймет, что из того вымысел, а в чем есть доля правды. Многие истории разнятся, но большинство сходятся в том, что в Гиз-Годолле обитают кровожадные, лютые звери, и соваться туда без особой нужды не стоит. А ночью – не стоит и по особой.

К вечеру, когда верхушки деревьев окрасились углями догорающего Нари, отряд охотников под предводительством Косаль Тага, занятого тяжкими раздумьями, приблизился к Гиз-Годоллу и разбил лагерь недалеко от леса. Но и не настолько близко, чтобы чувствовать его ледяное, смрадное дыхание.

Для ночлега выбрали развалины сгоревшего и давно покинутого людьми селения.