Моя прабабушка была личностью известной. Мама не знала, как её звали на самом деле, в семейных приданиях осталась только кличка — Луз. Она сбежала из дома, когда родители решили выдать её замуж за выгодного жениха, тогда ещё не было Комитетов, да и Общества как такового не было. Она сожгла все документы и отправилась на войну, не столько из духа противоречия, сколько по тому, что была не согласна с действующим строем. Чем занималась Луз на войне точно не известно, но дома хранилось большое количество разнообразных медалей и знаков отличия, врученных Советом и руководством только зарождающегося Общества. Мама рассказывала, что Луз была добрым человеком, с обострённым чувством правды и справедливости. Когда она поняла, что война превратилась в политические игры, только вредящие людям, она приехала в село и зажила тихой спокойной жизнью с нашим прадедушкой, которого встретила ещё на войне. Характер у Луз был боевой, взрывной, она обожала скорость и всплеск адреналина в крови. Семейные предания сохранили в основном истории из её мирной жизни, о войне она почти не говорила, но даже они отражали величие её сердца, хотя и были больше похожи на сказки, чем на реальные истории.
Я перевела взгляд на камеру, и Герман включил запись. Теперь картинка отражала быстро мелькающий пейзаж, был слышен громовой рокот мотоцикла, который смеясь, пытался перекричать оператор:
— Ты сумасшедшая, мы разобьёмся, а я планирую жить долго и счастливо.
— С кем? — послышался весёлый голос в ответ.
— Да вот, соседка Нюра мне всё улыбается, — со смехом отвечал оператор. Запись прервалась.
На следующей записи появился красавец мотоцикл. Водитель за рулём, явно девушка, но в шлеме было трудно различить кто, хотя я знала это она — Луз. Мотоцикл мчался на оператора с ошеломляющей скоростью, он то поднимался на заднее колесо, то ставился на переднее. В последний момент оператор отступил, и мотоцикл промчался мимо, а в следующую секунду камера показала невероятный кульбит: перевернувшись вокруг своей оси, машина и водитель перелетели через овраг и успешно остановились на другой стороне.
Я встала и взяла свой блокнот
— Это Луз, — написала я, — моя прабабушка. Где ты нашел это?
— Я набрёл на заброшенные дома, которые раньше принадлежали к нашему селу, в лесу, когда проверял силки, — лицо супруга сияло как начищенный пятак, — ты рада?
Я кивнула. Я столько слышала про Луз, как же мы в детстве с сестрой мечтали быть, хоть немного, на неё похожими. И вот, пожалуйста, я с ней внешне одно лицо, но совершенно разные по характеру.
— Спасибо, — написав это, я благодарно коснулась его руки и посмотрела в глаза. На секунду мне показалось, будто я увидела в них что-то новое, непонятное мне, они грели, отражая невероятный клубок всевозможный ярких эмоций, но он тут же загнал их обратно, закрывшись своим обычным, равнодушным выражением.
9
Жизнь любого человека течёт быстро, день убегает за днём, лишь иногда наша судьба выставляет вехи в виде значимых событий, чтобы убегающее время оставляло отпечатки в нашей памяти.
За тёплой и будоражащей своими красками весной, пришло знойное и томное лето. Работать днём на ферме было просто невыносимо, и руководство решило отменить все работы в обеденное время. Но теперь у меня прибавилось обязанностей дома, надо было готовить обед. Скажу честно, в такую жару кашеварить было просто за гранью возможностей, но муж имел отменный аппетит, и мог, есть в любую погоду, чем несказанно меня поражал. Со временем я стала замечать, что мне приятно ухаживать за ним, быть ему полезной. Всё чаще я видела на лице мужа эмоции и всё реже проступала, бывшая раньше привычной, озлобленность. Он даже иногда улыбался. А после находки камеры он попросил меня рассказать о Луз. Я потратила три вечера, воскрешая в памяти и перенося на бумагу истории рассказанные мамой о нашей чудесной родственнице, но благодарность не заставила себя ждать, очень скоро я получила фотографию Луз в красивой самодельной рамке.
— Я думаю, стоит помнить, что вы с ней очень похожи, — сказал он мне, протягивая портрет.
Наши завтраки, ужины, а теперь и обеды перестали для меня быть каторгой и пыткой тишиной, сейчас их окружала аура спокойствия, иногда он говорил со мной, если я не ела, потому что была не голодна, просил рассказать что-то. Наверное, сейчас наши отношения можно было назвать приятельскими. И всё чаще я задумывалась о том, что мне хотелось бы малыша, хорошенькую девчушку похожую на нас обоих, которая освещала бы дом своей радостной улыбкой и будоражила топотом маленьких ножек. Я долго собиралась с мыслями, и наконец, решилась спросить его.
Когда стол был накрыт, а Герман со смаком уплетал мясной суп, я протянула ему записку с одной строчкой: «Я бы хотела завести ребёнка. Как ты думаешь, это возможно?» дальнейшая его реакция повергла меня в шок. Он вскочил, случайно опрокинув миску с супом на пол, и начал метаться по кухне, словно загнанный зверь, подлетел ко мне и схватил за подбородок, так что мои губы сложились в куриную гузку: