Тишина (СИ)

— Он, небось, тебя и из дому-то не выпустит!

— Тётя! Зачем говоришь глупости! Наоборот хорошо, что он из нашего села — мы видеться сможем! — тётя была дояркой на ферме, а в последнее время в доярки шло мало молодых женщин желающих заниматься таким нелёгким делом. Если бы мне пришлось уезжать, тёте не разрешили бы ехать со мной, да и не принято это было.

Не захотев слушать её причитания, я пошла в свою комнату. Пожитков то у меня не много — пара платьев, несколько фотографий, да и так, мелочёвка. Сложив всё за пятнадцать минут, я села, на кровать раздумывая: «Что мне теперь делать?». Нет, не в глобальном плане, а чем занять день. У меня, в отличие от суженого, сегодня был выходной, если бы не день создания ячейки, конечно, я бы занималась домашними делами, а сейчас сижу и думаю, что дел-то много и хочется кинуться и все сделать, чтобы тёте полегче было. А всего-то и не успеешь. Я потёрла подбородок. Пожалуй, стоит напечь пирогов, праздник как-никак. Я пошла на кухню и завела тесто, за работой время летело, тётушка только изредка заходила на кухню, вздыхала и уходила, ничего не сказав. Да и что тут молвишь? Я сготовила пироги, вымыла весь большой дом, потом поштопала тёткины вещи, потому что у её зрение с каждым днём становилось всё хуже и хуже и ей шить стало тяжело…

Я как раз сидела в гостиной и зашивала последний носок, когда в дверь деликатно постучались. «Наверное, это соседская дочка, пришла за косметикой, которую мне одолжила, я совсем забыла её отдать» — подумалось мне, но когда тётушка открыла дверь, на пороге оказался новоиспечённый муж:

— Ну что готова?

— Может, чаю выпьем, с пирогами? — показала я знаками, — тётя переведи ему.

— Асенька предлагает чай с пирогами попить, — пискнула тётка, стараясь не смотреть на мужчину.

Он поскрёб подбородок заросший щетиной глядя в пол, взглянул на тётю, потом на меня, и снова на пол.

— Ну что ж, если хочешь, давай попьём, — он зашел, заняв собой сразу всю прихожую, стянул сапоги и осмотрелся в поисках кухни.

Я, отложив заштопанный носок, махнула рукой, предлагая идти за мной. На пороге я обернулась посмотреть идёт ли он за мной и упёрлась носом прямо в грудь мужчины. Он шел бесшумно, словно кот и я даже не заметила, как он догнал меня. Моё лицо залило краской, отвернувшись, я принялась хлопотать, надеясь, что он не заметил вспыхнувших щёк.

Поставив на стол чашки с чаем и блюдо с пирогами, я присоединилась к Герману и тётушке которые уже расселись. Чаепитие прошло в подавляющем молчании. Тётя боялась моего супруга и почти не притронулась ни к пирогам, ни к чаю. Он же спокойно пил и ел ни на кого не глядя. Сложно было догадаться об его отношении к происходящему. Как он оценивает мои кулинарные способности тоже осталось загадкой.

— Пошли? — спросил он, как только я отставила чашку, кивнув в знак согласия, поплелась за ним. Мне так не хотелось уходить из моего дома, на душе скреблись кошки. Хотелось, броситься в комнату, спрятаться под одеяло и сказать: «я в домике», как я говорила, когда мы с сестрой играли в прятки, — это твоё? — он указал на сумку в углу. Я снова кивнула. Он обулся, закинул сумку на плечо и выжидательное посмотрел на меня. Обняв тётушку, которая начала шмыгать носом, стараясь проглотить слёзы, я, в последний раз, обвела глазами родную избу и шагнула вслед за мужем, в наше общее будущее.

5

Дом Германа находился на краю села, почти в лесу. Мама говорила, что знахари всегда живут подальше от людей, чтобы наша суета не мешала творить чудеса, которые происходят в их хатах. Тогда, в моём детском воображении, знахари, и шаманы были сродни добрым волшебникам. У нас тётушку Ирму все любили и никто не боялся: для шустрых малышей у неё в кармане всегда водился мешочек с сушеной земляникой, для взрослых добрая улыбка и полезный совет.

Но в этот раз, когда мы вошли внутрь, помещение тут же начал давить на меня своей тишиной, темнотой и угрюмостью. Я бывала тут раньше, когда потеряла голос. Дом тётушки Ирмы был первым местом, куда побежала моя тётя. Тётушка Ирма поводила вокруг меня руками, а потом обняла, прижав к своей сухенькой груди и погладив по макушке, прошептала:

— Боль всегда проходит деточка. И эта пройдёт, потерпи.

Я, прижавшись к ней, роняла большие солёные слёзы на её кипенно-белую рубаху, а она просто стояла, обняв меня. Но тётя не хотела сдаваться и ждать, поэтому тётушка Ирма дала ей отвары для меня, но предупредила, что заговорю я только когда придёт время. Но время так и не пришло.

Её дом запомнился как тихое, приятно пахнущее травами, место. Немного тёмный, но не угрюмый, тот сумрак был сродни тени в жаркий полдень. Сейчас же хата была мрачна и походила больше на чащу леса. Она разительно отличалась от моей избы, в которой мама создала уют и, казалось, что солнышко есть даже в самых укромных уголках. Мы с тётей старательно трудились, чтобы поддерживать это ощущение долгие годы. Герман же умудрился убить приятную атмосферу своего дома за несколько лет.