Говорить нам особо не о чем. Полчаса я сижу, неторопливо отпивая чай из большой кружки с выщербленными краями и надписью «Рак», потом смотрю на часы и делаю расстроенный вид:
– Я тогда Сережу не буду ждать, в следующий раз зайду, ладно?
– Я ему передам, что ты заходил.
Я встречаюсь с парнями с негритянских. Их двое – Виталик, высокий, с перебитым носом, и Чавес, юркий грузинчик, играющий под латиноса.
Не лезьте к нам, и мы к вам не будем – главный принцип негритянских. Лет двадцать назад к северу от города, в десяти километрах, открыли рыбоперерабатывающий завод. Местные туда не шли из-за маленькой зарплаты и туманных перспектив. Тогда вокруг понастроили панельных девятиэтажек и нагнали туеву хучу левого народа: быстро тараторящих мордвинов, коротконогих осетинов, худых, с тощими кадыками хохлов – всю ту публику, которая не нашла достойного применения своим талантам дома. Это называлось программой освоения нового района города. Программа накрылась. Лет десять назад окончательно зачахший завод официально закрыли. Завод был единственным источником рабочих мест для всего района негритянских. Половина населения свалила в первый год после закрытия. Жилье в районе, где не хватало школ, магазинов, детских домов, упало в цене в десятки раз – и все равно не находилось желающих приобрести опустевшие квартиры. Район обезлюдел. Осталась в нем только та публика, которая прекрасно обходилась без работы в любом месте, где жила.
Негритянские дома жили своей жизнью. Несколько раз центровые парни города, вроде Саши Иртыша или Гриши Стеклопакета, пытались поставить район под свой контроль, но всякий раз подобные операции становились финансово нерентабельными – сил и ресурсов уходило много, а обратный выхлоп оказывался пшиком. Обнищавшая негритянская молодежь торчала на маковой соломке, раз в год, на чей-нибудь день рождения, затариваясь в складчину граммом «белого китайца», зато имела обыкновение с завидной регулярностью резать горло дилерам. Общей организованной силы в негритянских не было – но каждая мелкая банда сопротивлялась до последнего, и рано или поздно всякий, кто проявлял интерес к рынку негритянских домов, махал на него рукой. Справедливости ради стоит сказать, что негритянские и сами не лезли в другие районы – им вполне хватало приключений на родине.
Виталик и Чавес – парни с третьего микрорайона негритянских. Именно там жил Фокстрот. Мне пришлось довольно долго выцеплять их. Говорит в основном Виталик, пока Чавес ходит вокруг моей «бэхи», открыто дивясь, как мне в голову могло прийти сунуться в такой одежде и на такой машине в их район.
– Мы с его телкой поговорили, она не знает ничего. Хочешь, сам сходи, она здесь, на третьем живет, в девятом доме. Первый подъезд, второй этаж, шестая квартира. Но это безмазово, они разосрались давно.
– Я все равно схожу, у меня вариантов нет других.
– Мы в блоке предупредили, чтоб тебя не трогали, но держись все равно аккуратней. Мало ли отморозков, сам понимаешь.
– Еще, Крот, – говорит Чавес, – с оружием не надо по району ходить. Ты в гостях все-таки.
– Чавес, Виталик, – говорю я, приподнимая ладони и вызывая на лицо открытую и честную улыбку, – мне только для поговорить в ваш район.
Как же, размечтались.
Улицы негритянских районов напоминают будущее, каким его изображали в дешевых голливудских боевиках восьмидесятых. Присутствует даже непременная скомканная газета, которую ветер гонит по растрескавшемуся асфальту.
Подъезжаю к девятому дому третьего микрорайона. У них, в негритянских домах, нет улиц. Только микрорайоны. Телка Фокстрота. Первый подъезд, второй этаж, шестая квартира.
Я стою у двери шестой квартиры, палец прижат к кнопке звонка. Я слышу, как его дребезжание разносится по квартире. Никто не открывает.
Ничего, подождем. Я сажусь в машину, припаркованную у трансформаторной будки, и жду. Задним умом соображаю, что для слежки мне следовало бы одолжить машину у кого-нибудь из работников низшего ранга «Орбиты», потому что моя «бэха» с задачей не привлекать к себе внимания не справляется совершенно.
Приходит эсэмэска. Симка спрашивает, когда меня ждать, чтобы приготовить ужин. Не раньше семи, отписываюсь я.
Две телки в низко сидящих на бедрах джинсах с бахромой и аппликацией на задних карманах бредут вдоль тротуара. Останавливаются у подъезда, щелкая семечки и сплевывая лузгу. Может одна из них быть телкой Фокса? Запросто. Видимо, близкие подруги – волосы одинаково острижены и выкрашены, в манере одеваться и поведении читается высокомерие как единственная возможность смириться с окружающей действительностью. Раньше я таких драл десятками. Их мозги – размягченная крошащаяся губка, впитывающая шлак от развлекательных ТВ-каналов. Даже половины статей в своих любимых глянцевых журналах они не понимают. Я решаю вспомнить старое и обаять их.