Тит. Божественный тиран

Евреи были в каждом городе. Даже в Риме, в кварталах на правом берегу Тибра жили десятки тысяч евреев.

Восстание Галилеи и Иудеи против Рима стало поводом для всех, кто ненавидел евреев, подвергнуть их гонениям и уничтожить.

В Риме их презирали и преследовали. В Антиохии, третьем городе империи, устраивали их массовые избиения. Их изгнали из Кесарии, великого порта Галилеи.

Еврей-отступник Тиберий Александр, префект Александрии, велел жителям города и легионерам убить пятьдесят тысяч евреев.

Спокойствие империи было нарушено.

Новость настигла Нерона в Греции.

Я находился рядом с ним и видел, как его одутловатое лицо исказили страх и гнев.

Восстание евреев бросало тень на актерские успехи императора и мешало ему с триумфом идти во главе своих легионов по следам великого Александра. Он был вне себя от ярости.

Пришло время уничтожить восставший народ, отвоевать города Иудеи и Галилеи, взять надменный Иерусалим, где некогда Ирод, царь иудейский, построил дворец, больше похожий на крепость, чтобы возвеличить своего бога, невидимого и единственного, которого почитал выше всех богов Греции, Рима и Востока.

Нерон поручил Веспасиану восстановить повсюду власть Рима.

Этот генерал, успешно воевавший в Британии, должен был принять командование Пятым и Десятым легионами, пересечь Геллеспонтский пролив[2] и добраться до Галилеи.

Его сын Тит, назначенный легатом Пятнадцатого легиона, отправился вместе с ним.

Зимним утром, когда серые волны с грохотом разбивались о камни порта Пассос, мы с Титом взошли на трирему. Она взяла курс на Александрию, где нас ожидал Пятнадцатый легион.

2

Поначалу я остерегался Тита.

Как только я поднялся на трирему, он жестом подозвал меня к себе.

Тит стоял на корме, на капитанском мостике, окруженном перилами. Рядом с ним находились центурионы и трибун Плацид, которого я знал. Их плащи развевались на ветру, обнажая крепкие мускулистые тела и сильные руки. Послышался приказ отдать швартовы, трирема сильно накренилась, им пришлось ухватиться за ограждение. Зимнее море, даже вблизи порта, бурлило и пенилось. Дальние плавания в это время года были особенно опасны.

Осторожно продвигаясь к Титу, я заметил рядом с ним двух молодых людей с гладко выбритыми головами. Под их коричневыми плащами виднелись длинные белые туники с короткими рукавами. Глубокий вырез обнажал грудь, которая, как и голова, была бритой.

Море играло галерой, словно щепкой. Волны подбрасывали ее так высоко, что весла иногда не доставали воды, казавшейся почти черной. Безбородые юноши вскрикивали испуганно, как женщины.

По слухам, ходившим в Риме, Тит вырос в императорском дворце и стал одним из тех, с кем Нерон предавался своим порочным утехам. Говорили, будто Тит превосходит императора в извращенности и жестокости, и будто именно эта тяга к пороку спасла ему жизнь.

Он был другом Британика, но гнев Нерона не коснулся его. Отравленного блюда, предназначенного брату императора, отведал и Тит. Британик умер, а Нерон спешно призвал к изголовью Тита лекарей, не затем, чтобы лишить его жизни, приказав вскрыть ему вены (он часто давал врачам подобные указания), а затем, чтобы излечить его.

Лекарям удалось спасти Тита, и он стал в сопровождении Нерона разгуливать по улицам Рима, погружаясь в грязь притонов и публичных домов. Он, так же как и император, получал наслаждение, заставляя других страдать.

За это Нерон, не отличавшийся постоянством в связях, назначил его трибуном легионов, воевавших в Британии и Германии.

Тита теперь часто видели вместе с его отцом Флавием Веспасианом. По возвращении в Рим он обнаружил еще большую страсть ко всякого рода извращениям. Говорили, будто каждую ночь он проводит в обществе молодых женщин и мужчин, предаваясь безудержному разврату.

И этому человеку я должен был служить!

Тит шел мне навстречу, широко расставляя ноги, чтобы сохранить равновесие. Он взял меня за руку и, пытаясь заглушить вой ветра, прокричал, что счастлив и горд видеть рядом с собой философа. При встрече с народом, который считает себя на редкость ученым и сведущим буквально во всем, ему без меня не обойтись. Трирему снова подбросило, отчего расстояние между нами резко сократилось.

— Ты был другом Сенеки, — шепнул он, когда его тело прижалось к моему.

Отстранившись, он не выпустил моей руки и добавил шутливо:

— И ты еще жив! Боги оберегают тебя, Серений! Это доброе предзнаменование.

Он пристально смотрел на меня, и я, не выдержав его взгляда, опустил глаза, будто был виноват в том, что пережил своего учителя. Он мог подумать, что я достиг успеха лишь благодаря тому, что предал Сенеку и стал одним из доносчиков Нерона.

Я боялся, но ничего ему не ответил.

Его пронзительный взгляд, улыбка и красота взволновали и встревожили меня. Я чувствовал, что он, уверенный в своей неотразимости, пользовался ею, как ядом.

У Тита были правильные и живые черты лица. Черные вьющиеся волосы спадали на высокий лоб. Большие глаза на бледном лице казались ярко синими. Весь его облик был полон какой-то неуловимой, почти женской прелести.