Титан

Дочка ушла. Одна, без отца-инвалида, ходила она очень быстро. А офицер — после аварии уже в отставке — Андрей Сергеевич Фомин направился домой. От остановки до дома ему нужно было пройти двести метров по Фрунзе, а потом свернуть налево, и ещё триста метров, и там, отпустив сиделку, можно будет, заварив чай, выпить таблетку, сесть в кресло и вытянуть ноги, расслабиться и подремать возле жены, подождать, пока придёт дочь и накормит его. Настроение у него было неплохое, это несмотря на то, что ему было по-настоящему жаль этого долговязого парня Влада, друга дочери. Да, жаль по-настоящему, но вчера он полностью закрыл кредит за медицинское оборудование, и теперь у него остался только платёж по судебному решению. Андрей Сергеевич шёл домой и считал в уме, он прикидывал, что его пенсия и большая пенсия на жену плюс две его работы запросто покроют все месячные траты семьи, что ему теперь не придётся больше занимать деньги. А может быть, он даже реже будет ходить на резку. Да, и тогда он сможет больше отдыхать, может, тогда и ноги у него будут болеть меньше, и он сможет обходиться без таблеток. Может быть, он даже потолстеет. Фомин даже улыбнулся. Неплохо было бы, а то ему страшно было смотреть на себя в зеркало, одни мослы. Торчат во все стороны. Ужас. А ведь раньше он был спортсменом и неплохим альпинистом. Жена ревновала.

Он так задумался о своих делах, что почти налетел на эту бабу. Она оказалась буквально в метре от него. Как он только не заметил её?

— У, дьявол, извините, — Андрей Сергеевич попытался её обойти, хотя на костылях сделать это было непросто.

— Не спеши, — вдруг сказала она мягким, грудным голосом и своею клюкой, как крюком, зацепилась за его костыль. А ещё стала на него пялиться глазами без зрачков, заглядывать ими прямо ему в лицо. — Не спеши, красавец.

— Так я ничем не смогу вам помочь, у меня денег лишних нет, — сразу расставил все точки над «и» Фомин. — Поэтому извините, но я пойду.

— Не спеши, говорю, не спеши, — старая баба подошла к нему так близко, что он почувствовал её вонь.

Она воняла старухой, грязными волосами и сырым тряпьём, Андрей Сергеевич даже поморщился, он хотел переставить костыли и отойти от неё, но баба продолжила, уже не «глядя» на него:

— В доме твоём большие перемены, большие.

— Что вы несёте? — Фомин поморщился. — Дайте я пройду, денег я вам всё равно не дам.

— Не дашь? Да? — она не отпускала его костыль, не давала уйти. — А ты, красавец, жадный, у дочери твоей много денег, много, а ты и рубля дать слепой не хочешь?

— Что? — тут, признаться, Андрей Сергеевич немного растерялся.

— Говорю, у дочери твоей денег много, вот что. Много же? Одежда у неё красивая, откуда такая, если ты в семье один работаешь, а баба твоя в себя не приходит, так откуда у неё деньги?

— Не твоё дело…, — Фомин уже начинал злиться. — А ну пошла вон отсюда.

— Ты и сам уже заметил… Заметил, да? Изменилась твоя дочурка, сильно изменилась, — бубнит баба прямо ему в лицо, он видит её белые глаза, в которых что-то… плавает, что ли, от них не оторваться. — Злись, соколик, злись, через злость к тебе правда приходит.

— Уйди, я сказал, — Андрей Сергеевич пытается от неё отвязаться.

— Я-то уйду, а твоя дочь с тобой останется. А та ли она, что была, это уж ты сам смотри… Сам.

— Что ты несёшь, дура старая?

— А может, и несу, может, несу, что в голову взбредёт… А ты мне не верь, красавец, я баба, у меня язык без костей, что ни слово — то брехня, так ты себе поверь, домой придёшь, так ты вещи дочурки своей посмотри, проверь, погляди, может, что и найдёшь… А найдёшь, так, может, и ужаснёшься.

Он не выдержал и костылём смёл старуху со своей дороги.

— Пошла вон, мерзость!

И пошёл к себе домой. А баба, тяжко нагибаясь и поднимая свой бадик с земли, кричала ему вслед:

— Ты мне не верь, ты себе верь, соколик, ты вещи, вещи её… дочурки своей, проверь…! Потом мне ещё спасибо скажешь, красавец! И кровать, обязательно кровать её проверь, девки часто свои тайны в кровати прячут…! — кричала старая сволочь.

Фомин старался не слушать её, баба осталась стоять под нудным, моросящим дождём, а он долетел до дома, даже и не понял, как. Залетел в квартиру, как будто и не отдежурил сутки, а только что встал с кровати: бодрый и злой. Сразу отпустил сиделку, зашёл на кухню и, вместо того чтобы поставить чайник, просто выпил воды.

«Вот сволочь какая… Всё настроение испортила, — ему нужно было выпить таблетку, но даже про неё Андрей Сергеевич позабыл, пошёл в комнату жены, поставил к стене костыли и сел в кресло сиделки. — Откуда эта слепая жаба только взялась? И что она знает о Светке?». Он не мог понять, но, что было самое неприятное, он не мог успокоиться. Какие-то слова этой грязной, в прямом смысле этого слова, и вонючей бабы имели смысл. Или, может, она с кем-то его перепутала?