Титан

— Отец, не мог бы ты одолжить мне тысячу фунтов? — спросил Чарльз у Ника час спустя, входя в библиотеку с рюмкой бренди и сигарой. — У нас в казармах в покер играют, а в последнее время мне что-то не везет. У меня появились кое-какие долги, которые мне хотелось бы вернуть.

Ник и Эдвина, пившие кофе, переглянулись. Потом Эдвина повернулась к сыну:

— Сын, ты не считаешь, что у вас в играх слишком высокие ставки?

— Да ладно тебе, мам, ты же знаешь, какая у нас жизнь! Покер помогает немного расслабиться, забыть о войне… А это нам необходимо.

— Я знаю, и тем не менее — тысяча фунтов стерлингов! Это пять тысяч долларов. Слишком большие деньги, чтобы их вот так просто проигрывать в карты. Я уверена, у вас много ребят, которые не могут позволить себе такие траты.

— Это их проблемы. Я могу себе это позволить. Или, вернее, отец может. Каждому известно, что компания Рамсчайлдов неплохо подзаработала на этой войне, не так ли, отец? Дивиденды одни, как форт Нокс!

Ник холодно взглянул на сына.

— Да, я делаю деньги, — ровно сказал он.

— Вот я и говорю! В самом деле, не будешь же ты жалеть тысячу фунтов проигранных денег? Скажем, это будет где-то по полторы сотни фунтов за каждого сбитого мной немца. Это даже дешево выглядит. — Он засмеялся и глотнул бренди.

— Ладно, вы мужчины, обсуждайте такие вопросы сами, — сказала Эдвина, поднимаясь с дивана. — Я очень устала. Доброй ночи, милый, — сказала она, целуя сына в щеку. — Мы очень гордимся тобой, и все же я считаю, что не пристало тебе торговать своими победами. Тем более с отцом. Это выглядит несколько… нехорошо.

— Ну что ты, мам! Это же игра! — засмеялся он. — Если уж на то пошло, то вся война — это игра.

— Для сирот из Тракс-холла это вовсе не игра, — сдержанно ответила Эдвина и вышла из библиотеки.

— Мама совсем замоталась с теми ребятами, да? — сказал Чарльз, когда за Эдвиной закрылась дверь. Прикладываясь то и дело к рюмке, он опустился в кресло. — Лично я страшно горжусь ею, а ты, пан? Конечно, у тебя у самого работы хоть отбавляй! Я имею в виду в Лондоне. Маргарет рассказывала, что ты просто спас ей жизнь той ночью, когда разбомбило дом через улицу.

— Ты пытаешься шантажировать меня? — спокойно спросил Ник.

— Да ладно тебе, отец! Шантаж — некрасивое слово. — Чарльз ухмыльнулся. — Я твой сын. Вовсе не собираюсь шантажировать родного отца, да и зачем? Просто не перестаю удивляться этому забавному совпадению. Ну то, что у нас с тобой одна девочка. — Он вытащил из коробки еще сигару.

— Почему Маргарет ничего мне не говорила? — спросил Ник.

— Она даже не знала, что мы родственники. Она просто хвалилась передо мной тем, что захомутала очень романтичного военного магната. Тут я крикнул: «Постой! Да ведь это мой старик!» Она чуть в обморок не упала. Маргарет приятная девочка. Похоже, она во вкусе Флемингов-мужчин. — Он засмеялся. — Как бы там ни было, не волнуйся. Я умею держать язык за зубами. Я восхищаюсь тобой — у тебя классный вкус насчет женского пола. Могу только мечтать о том, чтобы в твоем возрасте так же лихо покорять девиц! Конечно, мое восхищение тобой по этому поводу вряд ли разделила бы мать, а?

Ник пересек комнату, выхватил рюмку из рук Чарльза и плеснул бренди ему в лицо.

— Эй! — крикнул тот.

Ник грубо схватил его за ворот кителя и чуть приподнял с кресла.

— А теперь слушай, — негромко заговорил он. — Ты мой сын, и я люблю тебя. Но ты мне совсем не нравишься, Чарльз. У тебя поганый характер. Я не знаю, какой ты герой в небе. У меня такое чувство, что ты пошел на войну и подвергал себя там опасности лишь для того, чтобы потом бросить мне это в лицо в качестве обвинения, а? Что скажешь?

— Это неправда!

— А иначе чем бы ты меня шантажировал? А ведь это чистой воды шантаж! И мне это не нравится. Послушай, за что ты меня ненавидишь?

— Глупости! Ты мой отец, и я люблю тебя! Я восхищаюсь тобой! Я… — Он вдруг зарыдал, — я хотел быть как ты… я думал… только… — Он стал давиться слезами. Ник отпустил его, и Чарльз упал обратно в кресло.

— Только что?

— Ты не представляешь, что такое — быть сыном человека, о котором все газеты кричат, что он «торговец смертью»! — Он взглянул на отца налившимися кровью глазами. — В моей эскадрилье есть ребята, которые даже не разговаривают со мной из-за этого, им кажется, что это ты развязал войну.

— Я развязал войну?! А кто в течение последних шести лет пытался предупредить Америку об угрозе нацизма? Я!

— Но они этого не знают! Они пьют с нашими американскими летчиками, и те рассказывают им Бог весть что! Я для того и гоняюсь каждый раз за немецкими самолетами, чтобы искупить твою вину!

Ник потрясенно взглянул на сына.

— Если это действительно так много для тебя значит, — сказал он, — я продам компанию!

— НЕТ! — завопил Чарльз. — Она нужна мне! То есть… я хочу сказать, что когда-нибудь она перейдет ко мне. Просто я… сейчас трудно быть сыном Ника Флеминга.

Достав из кармана носовой платок, он стал вытирать бренди с лица.