Титан

Спустя неделю после роскошной поездки на поезде через всю страну до Сан-Франциско они пересели во взятую напрокат машину, и шофер отвез их на север, в долину Напа, где у Ника была назначена встреча с пожилым итальянцем, неким Сальваторе Гаспартелли. Тот уже ждал их возле своего помятого «форда-Т» на вершине холма. Ник и Эдвина были поражены буйной красотой долины, раскинувшейся у них под ногами и — благодаря необычно дождливой зиме — покрытой сочной зеленью.

— К июню земля будет бурой, — сказал Гаспартелли. — С апреля до октября капли с неба не дождетесь. Земля высохнет и побуреет. Но для винограда это как раз хорошо. Это делает его сильным.

Ник рассеянно кивал. На нем были отлично сшитый шотландского сукна костюм и великолепная панама, которой он оправданно гордился. Эдвина, давно оставившая стиль «крестьянки в твиде» ради того, чтобы стать одной из самых роскошно одевающихся женщин мира, на сей раз выглядела обворожительно в костюме от мадам Шанель и широкополой черной шляпе из соломки.

— Сколько акров площади? — спросил Ник.

— Семьдесят пять, — ответил Сальваторе Гаспартелли.

Ему было шестьдесят три и проживал он в Калифорнии с 80-х годов прошлого века, куда переехал специально для того, чтобы выращивать свой любимый виноград. Его бизнес процветал вплоть до того момента, как три года назад был провозглашен злосчастный «сухой» закон. И теперь Гаспартелли, как и большинство остальных калифорнийских виноделов, был банкротом, вынужденным продать по бросовой цене землю, которую он возделывал с любовью и тщанием.

— Лучший виноград растет на холмах, как у меня, — продолжал старик, стараясь хоть немного набить цену. — В долинах у винограда нет врагов, ему ничто не мешает расти. Поэтому виноградники в долинах слабые и ягоды дают слабые, ленивые. Здесь же очень трудно вырастить виноград, но зато он как следует наливается, крепнет и дает лучшие плоды.

— Виноделы в долине утверждают противоположное, — заметила Эдвина.

— Да что они знают? — взорвался Сальваторе. — Я знаю виноград и повторяю: лучший урожай у меня.

Ник взглянул на виноградники, все аккуратно подстриженные, взбегающие по крутому холму к вершине и низкому небосводу. Ник достаточно изучал специальную литературу, чтобы чувствовать, что итальянец, видимо, прав. К тому же он знал, что земля Гаспартелли одна из самых плодородных в долине Напа, что его виноград сортов каберне, совиньон и шардонне используется для производства лучшего в Калифорнии вина, наконец, что Гаспартелли задолжал банку в Сан-Франциско шесть тысяч долларов, которые был не в состоянии самостоятельно выплатить. За свои семьдесят пять акров виноградников он просил всего тридцать тысяч долларов, что являлось грабежом среди бела дня. Грабежом со стороны Ника, который знал, что старик согласился бы в конце концов и на меньшую сумму.

Не надо было быть гением, чтобы понять, что политика «сухого» закона обречена. Наступит день, когда эти виноградники вновь нальются ягодами, а земля будет стоить целое состояние. Ник заглядывал в будущее.

В течение следующего часа он гулял в сопровождении Сальваторе по виноградникам, а Эдвина сидела в «роллсе» и листала журнал «Мировой кинематограф». Наконец Ник вернулся и приказал шоферу ехать обратно в Сан-Франциско. Он пожал Сальваторе руку и сел на заднее сиденье «роллса» рядом с женой. Огромная и тяжелая машина загромыхала по пыльной дороге, поднимая за собой целое облако пыли. Эдвина спросила:

— Ну как? Ты купил виноградник?

— Все еще думаю.

— Не понимаю, с чего ты вдруг решил покупать виноградники, ведь производство вина сейчас запрещено.

— Не куплю сегодня за цент, завтра не куплю и за доллар.

— Да кому оно нужно сейчас, калифорнийское вино? Лучше бы купил шато во Франции.

— Возможно, позже. А сейчас меня интересует Калифорния.

Эдвина, которую совершенно не занимала тема виноградников, вновь вернулась к своему журналу. Она вообще мало обращала внимания на те сделки, которые постоянно заключал ее муж. Бизнес оставался для нее тайной за семью печатями. Ее интересовали дети, покупки, званые вечера, кино и любовь. Ее могли бы обвинить в безнадежной поверхностности ее образа жизни, но она была молода, и, в конце концов — почему бы и нет? — жизнь представлялась Эдвине постоянным приключением. Как и Ник, она хотела попробовать в жизни все. Именно за это он ее и любил.

Они уже были на полдороге к Сан-Франциско, когда Ник небрежно обронил:

— Что ты скажешь на то, что мы с твоим отцом выделили двести тысяч на приобретение киностудии «Метрополитен пикчерз»?

Она отложила журнал и подняла на него глаза. Несмотря на четыре года семейной жизни и троих детей, она все еще жаждала его в сексуальном отношении, хотя в их семье, как и во всех нормальных семьях, случались ссоры. Ник, как установила она, был сильно — да просто ужасно! — ревнив. И хотя это ей где-то было приятно, с другой стороны, ограничивало свободу и являлось причиной многих размолвок. Но в ту минуту он был прекрасен!