Титан

Между жил, где слой почвы был поглубже, растительность просто буйствовала. Тогда путники решили применить нехитрую тактику: следовали по гребню жилы, пока та не начинала уходить вбок, под трос, а затем через неглубокую лощину перебирались на соседнюю с южной стороны жилу. Дальше полкилометра спокойно шли по новому гребню, затем опять перебирались на следующий.

По дну каждой лощины бежал ручеек. Узенькие струйки неслись так весело, что прорыли себе канавки до самого материала жил. Сирокко прикинула, что все они должны падать с троса где-то на юго-западе.

Изобильная Гея и на тросе была верна себе. Большинство деревьев гнулись под тяжестью фруктов и всяких мелких зверьков. Среди них Сирокко сразу опознала ленивое существо вроде кролика — очень даже съедобное и никогда не спешащее улизнуть от охотника.

Под конец второго часа подъема Сирокко поняла правоту Джина и Габи. Причем поняла очень резко — когда икру свело судорогой, и будущей рекордсменке по горным восхождениям пришлось улечься на землю.

— В-в! М-м! Молчите уж, гады!

Габи ухмыльнулась. Сирокко она, конечно, сочувствовала, но собой тоже была довольна.

— У-у, чертов склон. Вроде бы так легко подниматься. И поклажа не особо тянет. Так ведь, собака, такой крутой, что всю дорогу идешь на цыпочках!

Джин присел рядом спиной к склону. Сквозь разрыв в деревьях им виден был клочок Гипериона — издевательски яркий и заманчивый.

— С поклажей тоже будут заморочки, — сказал Джин. — Мне только что носом землю рыть не приходится.

— А у меня хребет болит, — тоже пожаловалась Габи.

— И у меня, — жалобно отозвалась Сирокко. Теперь, когда она помассировала ногу, боль уходила. Но, судя по всему, ненадолго.

— Склон чертовски коварен, — продолжил Джин. — Может, нам лучше идти на всех четырех. Мы сильно перегружаем отдельные мышцы ног. Надо равномерней распределить нагрузку.

— Он дело говорит. К тому же так мы наберем хорошую форму для вертикального отрезка. Там основная нагрузка придется на руки.

— Вы оба дело говорите, — сказала Сирокко. — Я слишком гнала. Теперь будем чаще останавливаться. Джин, ты не вынешь у меня из рюкзака аптечку?

В аптечке имелись различные лекарства от насморка и простуды, пузырьки с дезинфицирующим составом, бинты, запас средства для местной анестезии, которое Кельвин использовал при абортах, и даже коробочка ягод, обладавших психостимулирующим действием. Сирокко уже их пробовала. Фенамин, да и только. Лежала там и написанная Кельвином памятка на предмет первой помощи, где описывалась куча всевозможных процедур — от излечивания расквашенного носа до ампутации ноги. А еще там была круглая баночка с лиловым бальзамом, которую Менестрель дал ей «от дорожных болей». Закатав штанину, Сирокко натерла бальзамом икру, от души надеясь, что титанидское средство помогает и людям.

— Готова? — Джин уже поднялся и поправлял свой рюкзак.

— Вроде да. Ты поведешь. Не гони так, как я. Если для меня будет слишком быстро, я скажу. Через двадцать минут ложимся и десять отдыхаем.

— Есть, командир.

* * *

Через пятнадцать минут от боли уже корчился Джин. С воем сорвав мокасин, он принялся растирать босую ногу.

Сирокко обрадовалась возможности передохнуть. Растянувшись на земле, она полезла в карман за банкой бальзама, а затем перекатилась на спину и передала банку сидящему выше по склону Джину. Из-за пухлого рюкзака спина ее располагалась почти вертикально, а ноги свисали вниз. Развалившаяся рядом Габи даже не позаботилась перевернуться.

— Пятнадцать минут идем и пятнадцать отдыхаем.

— Как скажешь, гражданин начальник, — вздохнула Габи. — За тебя в огонь и в воду. Пусть хоть живьем кожу сдирают. Буду тут мудохаться, пока не сотру руки и ноги в кровавые огрызки. Лишь об одном прошу. Когда отдам Богу душу, напишите на могильной плите, что я пала смертью храбрых. А, ч-черт! Ладно, лягни меня, когда будем трогаться. — Она громко захрапела, и Сирокко расхохоталась. Габи подозрительно приоткрыла один глаз — и тоже расхохоталась.

— А как насчет «здесь покоится астронавтка»? — предложила Сирокко.

— «Она выполнила свой долг», — подключился Джин.

— Нет, честно, — засопела Габи. — Неужто нет больше в этой жизни романтики? Поведай кому-нибудь свою эпитафию — и что получаешь в ответ? Дурацкие шутки!

* * *

Следующая судорога прихватила Сирокко как раз на следующем привале. Вернее — судороги, так как теперь свело обе ноги. Смешного было уже совсем мало.

— Вот что, Рокки, — сказала Габи, нерешительно трогая подругу за плечо. — Нет смысла так гробиться. Давай отдохнем часок.

— Но ведь смех один! — с трудом прохрипела Сирокко. — Я даже запыхаться не успела. И теперь целый час задницу просиживать? — Тут она с подозрением покосилась на Габи. — А какого это черта у тебя судорог нет?

— А я тут вообще отдыхаю, — с кристально честным лицом призналась Габи. — Привязала веревку к той самой заднице, которую ты не хочешь просиживать, и преспокойно за тобой волокусь.

Сирокко пусть слабо, но не могла не рассмеяться.

— Я просто должна привыкнуть, — заявила она. — Рано или поздно, но форму я наберу. От судорог еще никто не загибался.