Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

Когда в 1854 году в возрасте пятнадцати лет Джон наконец поступил в старшую школу (позже ее назвали Центральной), это все еще был скромный одноэтажный дом в тени деревьев, за чисто-белым деревянным забором. В 1856 году школа переехала в гораздо более современное новое здание. Школа следовала прогрессивной теории бесплатного образования для мальчиков и девочек и пользовалась великолепной репутацией. Так как здесь делался упор на сочинения, для перехода в следующий класс Джону нужно было сдать работы по четырем темам: «Образование», «Свобода», «Личность Св. Патрика» и «Воспоминания о минувшем». Во времена, когда страна разделилась по вопросу, будет ли вводиться рабовладение на новых территориях – Закон Канзас – Небраска был принят в мае 1854 года, – Рокфеллер предстает молодым демократом и убежденным аболиционистом. В сочинении «Свобода» он назвал «нарушением законов нашей страны и законов Бога нашего, если человек держит ближнего в неволе». Если рабовладение быстро не пресечь, предрекал он, это «приведет к краху нашей страны»⁴. И только с образованными гражданами Америка добьется успеха, верил он. «В прежние времена, когда к учению допускали лишь монахов и священников, мир стоял на месте, и только когда люди выучились и стали думать самостоятельно, он шагнул вперед»⁵. Подобные взгляды на аболиционизм и всеобщую грамотность были характерны для северных евангельских баптистов, приемлющих деспотизм в политике не более, чем в церкви. Рокфеллер, как человек, всего добившийся сам, всегда порицал аристократию и духовенство как бездельников, препятствующих истинному прогрессу, держащихся за привилегии, и противников простых предприимчивых людей.

Рокфеллер с большой ясностью и точностью выражал свои мысли. (Товарищи по школе звали его «Джон Д.», потому что так он подписывал свои сочинения.) Он был прекрасным участником дебатов, показывая, что за сдержанной манерой кроется человек, способный говорить решительно. Одну речь он начал со слов «Я рад, но мне грустно», и этот прием настолько позабавил его одноклассников, что его прозвали «Старик радостный, но грустный»⁶. Было у него и другое не менее скорбное прозвище – «Диакон», и ему, по сути, оно нравилось, что многое говорит о предпочтениях Джона. Как сказала сестра его будущей жены, Люси Спелман: «Он был старательным мальчиком, серьезным, сдержанным, никогда не шумел и не предавался шумным играм»⁷. Рокфеллер часто прижимал свою грифельную дощечку к груди, эта поза наводит на мысль о сдержанности характера.

Каким бы закрытым или обособленным ни считался Джон Д., своя компания друзей у него всегда была. Одним закадычным другом стал Марк Ханна, потомок зажиточных бакалейщиков и товарных агентов, а позже сенатор США и руководитель Республиканской партии. Триумвират с ними сформировал Дарвин Джонс, которому врезался в память контраст между Ханной и Рокфеллером. «Марк был мужественного вида, всегда активным и принимал участие почти во всех атлетических занятиях, а Джон Рокфеллер был сдержанным, усердным, хотя всегда приятным в общении. Не важно, из-за чего начиналась суматоха, Джон сохранял спокойствие и неизменно улыбался»⁸. Спустя много лет Рокфеллер испытывал раздражение, когда уже после смерти Марка Ханны цитировали, якобы он описывал Джона «разумным во всех отношениях, кроме одного – он помешан на деньгах!»⁹ Как и в Академии Овего, одноклассники в Кливленде вспоминали, как Рокфеллер озвучивал горячее желание однажды стоить сто тысяч долларов.

Мальчишеская серьезность Джона многим взрослым нравилась, но некоторых и беспокоила, они находили в нем что-то странное и неестественное. Одна учительница старших классов с очевидной неприязнью описала его как «самого хладнокровного, самого тихого и самого осмотрительного парня»¹⁰. Даже будучи подростком, Рокфеллер требовал, чтобы с ним обращались уважительно, как со взрослым. Вспоминая директора школы, доктора Эмерсона И. Уайта, Рокфеллер упомянул об отношении к нему: «Господин Уайт был джентльменом. Он обращался со мной, как с джентльменом – и с другими мальчиками тоже»¹¹. Рокфеллер болезненно реагировал, когда взрослые вели себя с ним свысока. Взяв на себя такую долю ответственности дома, он считал себя взрослым человеком. Билл открыл ему отдельный собственный счет в банке, и жизнь Джона была гораздо более независимой, чем у его одноклассников.

В этом стойком собранном мальчике совершенно не было бунтарства. Он, рассматривая свое образование исключительно с практической точки зрения, учился усердно, хотя и не показывал резвости ума. «Я был очень спокойным и серьезным, – говорил он, – готовился выполнять жизненные обязанности»¹². Он проявлял фантастические способности к числам. «Арифметические задачи привлекали его больше всего, – сказала Люси Спелман, – потому что дома его научили точно подсчитывать доходы и расходы»¹³.