«Титаник». Курс по черной Луне

На Паддингтонском вокзале (начиналось утро, и в бледно-молочном лондонском тумане неясно рисовались силуэты прохожих и зданий) он сел в забавный трехосный вагон саутхэмтонского поезда Восточно-Английской железной дороги. Тот, признаться, удивил Ростовцева отсутствием коридоров и купе с дверями на перрон. И была трехчасовая поездка в обществе молчаливого датчанина и болтливой англичанки, миссис Гордии, из захолустного городка в Нортумберленде — какого-то Квортерширра. Дорожный досуг она посвятила перемыванию косточек земляков.

Рассказ ее создавал впечатление, что Квортерширр с его пятью тысячами жителей по части грехов и распутства заметно превзошел Содом и Гоморру. Выслушав повесть об обитателях сего града греха — от директора банка мистера Гарри Уэста, транжирящего сбережения клиентов на любовницу, артистку из бристольского кабаре, до портнихи Мэгги Уайт, родившей двух детей от родного дяди, приходского священника, и судьи сэра Робинсона — «содомита, каких поискать», можно было лишь удивляться, почему на Квортерширр еще не обрушился с небес дождь из огня и кипящей смолы.

Впрочем, за два с лишним часа пути список городских непристойностей в изложении почтенной вдовицы делался откровенно-скучным. И если поначалу сплетница даже развлекала Ростовцева, то под конец стала откровенно занудной.

Чтобы отвлечься, Ростовцев принялся смотреть в окно. Короткие вагоны катились вперед, побрякивая на стыках чугунных рельс. В широких окнах купе мелькали опрятные фермы, особняки, затем они уступили вересковым пустошам и дубовым и тисовым рощам.

Стоял пасмурный весенний день, в разрывы облаков выглядывало бледно-голубое небо.

«Красивая все же страна, — рассеянно подумал Юрий. — Богатая, красивая, а главное — везучая — последний раз враг ступал на ее землю девять с половиной веков назад».

А потом на горизонте вдруг возникла серо-синяя полоска моря и замелькали дома и пакгаузы Саутхэмптона.

Сверяясь с картой путеводителя, Ростовцев прошел пару кварталов и, наконец, увидел цель своего путешествия — «Титаник», чей силуэт закрывал небо над очертаниями остроконечных крыш. По мере того, как Юрий приближался к исполинскому кораблю, он явственно различал четыре огромные трубы, высокие радиомачты, вокруг которых кружились чайки, ярусы палуб и блеск огромных иллюминаторов.

И вот Юрий Викторович Ростовцев — тридцати двух лет, житель города Санкт-Петербурга и стряпчий по уголовным и гражданским делам ступил на причал Саутхэмптона. И невольно замер. Он, конечно, представлял себе по описаниям и фототипиям корабль, на котором предстоит плыть. Но все равно еле сдержал восхищенный возглас. При взгляде на «Титаник» у него перехватывало дыхание. Это был чудо-гигант.

Высокие палубные надстройки «Титаника» возносились подобно утесам, а над ними вздымались темно-желтые трубы: на фоне низких облаков они напоминали колонны огромного храма. Высотой почти в десять этажей и размером в целый квартал судно буквально подавляло сознание. Рядом с ним маленькой лоханкой показался бы любой из виденных им судов — не только волжские пароходы и паромы, ходившие в Стокгольм из Гельсингфорса, но и броненосцы русского флота! Все прочие суда, стоявшие в гавани, казались рядом с ним игрушечными. Матросы, сновавшие по нижней палубе, выглядели такими маленьким по сравнению с колоссальным пароходом, что Ростовцеву пришло не очень-то почтенное сравнение — с блохами, скачущими по шкуре слона или скорее уж какого-то древнего левиафана. А тысячная толпа, заполнявшая пирс, выглядела рядом с «Титаником», как мыши, суетящиеся возле исполинского торта.

На пирсе собрались конные повозки, легковые авто и грузовики, которые медленно двигались сквозь плотную толпу, дудя в клаксоны. Люди со слезами прощания на глазах обнимались, махали руками, перекрикивая портовый гам, орали пожелания доброго пути друзьям и родственникам, что уже перебрались на палубы великана. Длинношеий, как журавль, подъемный кран не спеша, опускал в широко распахнутый палубный люк размером с ворота замка связку мороженных мясных туш.

Ростовцев, чертыхаясь, лавировал между ручными тележками носильщиков, спешащими пассажирами и провожающими. Он пробирался среди суетящейся публики, мимо выгружаемых с повозок и грузовиков, деревянных ящиков и бочонков, громадных куч чемоданов и кофров с цветными наклейками отелей половины мира — Каир, Рим, Дели…

Что по-настоящему изумило Ростовцева, так это количество подъезжающих дорогих машин — их тут было как бы не больше, чем во всем Петербурге.

Длинные «роллс-ройсы», похожие на кузнечиков «роверы», черные, основательные, как сундуки на колесах, «даймлеры», даже, кажется, мелькнул «руссо-балт».

Рядом с ними важно стояли шоферы — как на подбор в темно-зеленых и коричневых ливреях или в кожаных тужурках и крагах.