«Титаник». Курс по черной Луне

— Талмуд говорит, — рассказывал потом долгим сибирскими зимними вечерами старик, — что для каждого человека в свое время наступит его час. Для меня мой час наступил тогда… Жаль, ненадолго…

Как оказалось, «древние» вещички работы старого Шмульца оказались в коллекциях разных уважаемых господ в Петербурге и Москве, как самые настоящие антики. Последовал взрыв начальственного гнева, и бедняга Шмульц пошел по этапу…

А вот Гроссман и Бонивур вывернулись и даже свидетелями не проходили.

— Подделка? Но позвольте, при чем же тут я? Я негоциант, а не археолог, я продаю и покупаю! — заявил господин Арон Гроссман, когда к нему явилась полиция для объяснений. — Откуда бы мне, обычному еврею, знать про всю эту премудрость?

— Шмульц? Кому вы верите?! Этому пьянице или мне, коммерции советнику, именитому гражданину и купцу первой гильдии? — возмущенно размахивал руками Бонивур. — Разве он осмелится сказать, что я лично заказывал ему подделку? И вообще видел меня? Ах, через своего приказчика! Ну, мало ли кто назовется моим приказчиком? Я, как всем известно, торгую одеждой. Собственный магазин в Гродно! Да, у меня есть пай в антикварном магазине, но те дела ведет Гроссман…

На том всё закончилось.

— И так что я имею на это все сказать молодому человеку? — говорил, кашляя в клочковатую присыпанную сединой бороду Шмульц, подводя итог разговору зимним вечером одна тысяча девятьсот третьего года. — Если ты будешь маленький человек, ты всегда будешь виновен, и даже сам Адонаи тебя не защитит. Знаете, юноша, — Шмульц горько улыбнулся. — Больше всего жалко, что из-за проклятого ревматизма, что я подхватил в здешнем холоде, мои пальцы уже не годятся для работы по золоту. Так что выходит старый Шломо больше не нужен. Низачем не нужен…

И, кряхтя, подбросил полено в печь, бросающую на низкий дощатый потолок багряные отсветы…

— Скажите, что с Нольде? — спросил Бонивур неожиданно, отвлекая Юрия от печальных воспоминаний. — С ним все в порядке? Я его не видел, и в каюте его нет… Как ни подойду, нет. И на обеде не видел… Вы ведь знаете? Вы ведь не случайно тогда к нам подсели? Да еще эта шикса американская… Ой, чую, неспроста она вертелась вокруг нас!

— Вы пьяны, Соломон Саулович. Возвращайтесь-ка к себе в каюту, проспитесь! — бросил Юрий, подавив желание без лишних слов выбросить ушлого гешефтмахера за дверь.

— А смысл? — слюняво улыбнулся купец первой гильдии. — В каюте меня ждут две бутылки бренди и я тф… тфердо намерен с ними разделаться уже сегодня! А зачем я пью? Затем, что боюсь, милостивый государь, я боюсь… Я всего лишь еврей из мелкого провинциального кагала, но евреи выживают уже две тысячи лет среди народов, их ненавидящих, и сколько тех народов они пережили? А все потому, что научились чувствовать плохое… Я чувствую плохое. Так что с Нольде? Может, его вообще нет на корабле? Может, его уволокли диббуки[17], которых он все пытался призвать… Штучками, от которых бы сам рав Йегуда бен Бецалель, создавший Голема, умер бы второй раз от зависти! Ему было мало того золота, он хотел еще власти… С помощью этих штучек Нольде думал не только разбогатеть, но и стать со временем, только не смейтесь, тайным повелителем России, а возможно и не ее одной… Не смейтесь! — повторил он. — Отто Оттович иногда был разговорчив, когда курил кальян со своими порошками.

Черт побери! Юрий подавил желание вскочить. Что несет этот откормленный иудей? «Диббуки» какие-то, Голем. Но ведь по всему видать, Бонивур знает больше, чем говорит. А что, если… Может он-то и пырнул барона, чтобы поживиться золотишком, и сейчас лихорадочно создает себе алиби — образ жалкого трусливого пьяницы? Смешно? Но это объясняло бы все, до орудия убийства включительно. Схватил, что попалось под руку, и ударил в спину.

— Юрий, — тихо и проникновенно выговорил Бонивур меж тем. — Скажите, если что-то случилось, я могу рассчитывать на вашу помощь? Поверьте, Бонивур умеет быть благодарным.

«И Шмульц тоже так думал!» — осклабился про себя Ростовцев.

— Извините, милостивый государь, я не могу помочь, если не знаю, в чем собственно дело, — хмуро бросил Ростовцев вслух. — Может быть, мы поговорим позже, когда вы несколько придете в себя и расскажете все с самого начала?