Читаем «Титаник» утонет полностью

Также нельзя с уверенностью утверждать, что речь идет о единичном совпадении. И вряд ли от писателя, способного предвидеть события, позволительно требовать безошибочных предсказаний в каждом его высказывании; пассажи, которые в ряде книг Уэльбека можно рассматривать как провидческие, касаются скорее явлений недалекого будущего, нежели собственно событий, событий stricto sensu[74]; к примеру, ничто не говорит о том, что во Франции однажды не установится мягкая форма исламского правления, как сообщает роман «Покорность»[75].

Но гипотеза о совпадении, по крайней мере в данном конкретном случае, оспаривается критиками, не разделяющими два типа сообщений – предсказание и предчувствие, о чем мы писали выше. Эти критики совершенно не признают того факта, что писатель может размышлять над современными ему процессами, происходящими в мире, и делать из них собственные выводы как в теории, так и на практике, в своих книгах.

Вне зависимости поставленного вопроса, «видел» ли Уэльбек заранее теракт или какие-либо приготовления к нему, можно быть уверенным, что он обдумывал те риски, что угрожают международному сообществу в связи с активизацией исламизма на фоне взрыва сексуального либерализма.

Нет ничего удивительного в том, что Уэльбек, который уже давно размышляет о проблеме исламизации, представил себе, что учреждение, предназначенное для эротических встреч, может вызвать недовольство местного населения и реакцию мусульманских экстремистов. Эпизод с терактом преподнесен в рамках конфликта, оцениваемого многими, включая самого автора, как столкновение между культурой тела и выгодой, главенствующими в нашем обществе, и религиозной идеологией, критикующей его за приверженность материальным ценностям.

Мы видим, что, делая выбор, не обязательно противопоставлять гипотезы о совпадении и предвидении, тогда как бескомпромиссная форма рационализма пытается навязать нам именно противопоставление. Задаваясь вопросом, является ли сходство двух событий скорее совпадением, нежели предвидением, мы запираем себя в рамки дилеммы, которая, по сути, запрещает размышлять над тем, что же на самом деле произошло.

Ограничение зависит, прежде всего, от представления обоих терактов как единичных событий, в то время как и в одном, и в другом случае речь идет скорее о группах или сериях событий, заслуживающих того, чтобы их разграничили и проанализировали по отдельности. И хотя интрига романа Уэльбека относительно проста и развивается по прямой, она состоит из целой серии эпизодов, таких, как смерть отца рассказчика, встреча рассказчика с женщиной, которая на время выводит его из состояния депрессии, организация клубов «Афродита», теракт и его последствия и т. д.

Сам теракт также не является одним событием; под этим определением собрана целая серия микрособытий, таких, как церемония открытия клуба в Краби, выбор террористами его в качестве мишени и выбор дня нападения, первая атака террориста с рюкзаком за плечами, взрыв грузовичка, смерть Валери, спасение рассказчика.

Деление событий на непересекающиеся микрособытия имеет особое значение, так как эти события далеко не всегда подчиняются одинаковой логике. И ничто не запрещает представить себе, что одни из микрособытий подчиняются логике предвидения, в то время как другие являются всего лишь продуктом случая.

Предвидение Уэльбека позволяет произвести и более сложное членение, отделив часть предсказывающую, соответствующую его раздумьям об исламе и о войне цивилизаций, какой он ее представляет, от части более загадочной, сюрреалистической, а затем, отмежевав последнюю от рациональной части, определить, является ли она продуктом случая или результатом подлинного предчувствия.

Критики, придерживающиеся гипотезы о совпадениях, всегда готовы объяснить закон серийности, однако, как только в результате интеллектуального осмысления или эмоционального восприятия одно из двух сопоставляемых событий оказывается результатом рационального предвидения, уверенность их заметно ослабевает.

Усиливая критический заряд с целью избежать опасностей нерационализируемого, они продолжают отрицать очевидное, а именно что и писатели тоже могут – а иногда даже лучше, чем другие, ведь у них есть более приспособленные для этого инструменты и они обладают большей креативностью – исследовать эволюционные изменения времени и его линии разлома и создавать в своих произведениях их виртуальную картографию.

<p>Глава II. Потребность в подтверждении </p>

В третий раз за этот день Бен Ладен протянул руку к книге и открыл ее на страницах, которые он загнул, отчего те уже начали отрываться. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он впервые прочел эту книгу, но он по-прежнему не верил очевидному. В ней было все, включая подробнейший рассказ о том, как самолет врезался в жилое здание, как он к нему приближался, все, вплоть до уловки пилота, придумавшего неполадку с двигателем, позволившую ему, не вызвав тревоги у наблюдателей на контрольных вышках, приблизиться к центру Вашингтона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука