Титаникус

Горловина Пласта состояла из нескольких пересекающихся лачужных улиц, скучившихся вокруг трёх больших десятинных домов, принадлежавших когда-то Механикус: пятиэтажных громадин, которые торчали среди крытых жестью построек, словно монументы. Окна в них были закрыты щитами и забиты досками, от крыш давным давно остались рыбьи скелеты стропил. Столетия, проведённые под ветром и песком, сточили резьбу и барельефы на величественных фасадах до слабых, неясных пятен. Отошедшая облицовка, превратившаяся в металлолом, болталась на ветру. Позади десятинных домов располагалась шеренга рудных бункеров. Постройки подобных размеров намекали, что Горловина Пласта когда-то была процветающим и важным поселением. Огромные металлические цилиндры бункеров, возвышающихся даже над могучими десятинными домами, проржавели насквозь уже много лет назад. Коррозия окрасила их в тёмно-коричневый цвет — цвет гнилого мяса, если не считать пятен яри-медянки на округлых боках. Вокруг ржавых свесов крыш вспархивали и стремительно носились плотные стайки крошечных зефирид. Протяжные звуки горнов Гинекса слышались отсюда словно в чьём-то сне.

Позади бункеров Калли разглядела далёкий розовый горизонт Астроблемы и ощутила запах розового песка, задувающего через заброшенные ветряные щиты.

Она коснулась золотого медальона на шее.

— Это означает «звёздная рана», — произнёс Биндерман.

— Простите? — спросила Калли, вдруг осознав, что тот стоит рядом.

— Астроблема. Это означает «звёздная рана», — повторил он.

— Да, я знаю, мистер Биндерман.

— Конечно, знаешь, такая образованная девочка. Наверное, мне следует обращаться к тебе «мэм».

— Я не хочу быть главной, — сказала ему Калли.

— Думаю, что тебе это нужно. Что им это нужно, — тихо ответил он.

Калли закинула карабин за спину, вытерла губы и хлебнула из фляжки тепловатой воды. Позади них большая часть Двадцать шестой расселась прямо на земле или приткнулась в тени. Слышно было, как Ларс Вульк пререкается с Антиком.

— Его надо приструнить, — произнёс Биндерман.

— Которого?

Биндерман улыбнулся. Калли посмотрела на остальных. Дженни Вирмак, богатенькая девочка из Верхограда, стояла в стороне от остальной группы, глядя на север, в сторону дома. Из Горловины Пласта Орест Принципал казался неясным голубым бугорком на горизонте. Дженни Вирмак ни с кем не разговаривала уже несколько часов.

Ласко, тощий помощник ткача из Гинекса, перешнуровывал ботинки. Ранаг Зелумин, шлиховальщик руды из Гинекса, потерял два пальца при нападении на шоссе, и Рейсс делала ему перевязку. Калли всегда знала Зелумина как весёлого и приветливого человека. После ранения он стал поникшим и задумчивым. Калли полагала, что скорее от шока, чем от кровопотери. Ещё один, о ком надо будет беспокоиться.

Калли попыталась вспомнить имена новых для неё лиц. Внушительный бородатый мужчина в тёмных очках, куривший лхо-сигарету так, словно она была для него последней, — Жакарнов, как-то так. Он много не разговаривал. Калли слышала, что Жакарнов был оператором ткацкого станка в рабочем посёлке Кейпток и относился к службе в СПО всерьёз. И, несомненно, был ветераном третьего резерва. Интересно, почему он так и не получил звания. Из-за физической формы, вероятно. Мужчину средних лет неподалёку звали Бранифф. Он всё время говорил о своих детях и показывал всем их пикты. Калли была бы не против, если бы он перестал, потому что это сводило всех с ума. Просто Бранифф умудрялся таким образом напоминать остальным, что у всех остались любимые и близкие, кроме, наверное, Рейсс.

Рыжеволосая, веснушчатая женщина по имени Саша ссутулилась на противоположной стороне улицы. Калли так и не уловила её фамилию. Саша разговаривала с темнокожим прислужником Механикус по имени Робор, для которого служба в третьем резерве была частью кузнечного ученичества. Кузница требовала от большинства низших работников отслужить срок или два в СПО. Предполагалось, что это сближает имперскую и механиковскую половины Ореста, но все понимали, что половины всегда будут раздельными, так же как все знали, что половины никогда и не были половинами.

Дальше от Саши и Робора стоял мелкий, отвратный крысёныш по имени Фирстин, у которого были самые плохие зубы, которые Калли когда-либо видела. Фирстин курил вонючие чёрные чируты, которые и объясняли состояние его зубов. Голла сказала, что Фирстин находился в третьем резерве по приговору магистратума за торговлю запрещёнными товарами. Рядом с ним, пробуя одну из его гадких чирут, стоял горилла по имени Вольпер — толстошеий тупица, который работал грузчиком в Аргентуме.

Ещё были двое, чьих имён она вспомнить не могла. Это сколько получалось? Восемнадцать, включая её? Мобилизованная двадцать шестая уменьшилась до восемнадцати человек. Тем не менее, ответственность была большая.

Подошли Голла с Иконисом.

— Калли-детка, мы с Боном тут осмотрелись, — сообщила Голла. — Не нашли ни вокса, ни еды, ни колонок и проточной воды. Мы с Боном искали очень тщательно.

— В поселении таких размеров должна быть вода, — сказала Калли.

Бон Иконис помотал головой: