— Извини, Аня, я был невнимателен… Ты выглядишь, как всегда, превосходно… Ты же понимаешь, что я имел в виду совсем-совсем другое…
Анна даже и не подумала обижаться на своего более опытного коллегу. Она надела нежно-бирюзовый костюм от Кристиана Диора не для того, чтобы понравиться Уралову, а чтобы понравиться самой себе. Самой себе Анна Зеленская, по крайней мере в данный момент, нравилась. А что? Девушка она не то что крупная, но крепкая: про таких мужики говорят «фигуристая». Рост у нее сто семьдесят, самое то (вроде и не верста коломенская, но и не коротышка-дюймовочка). Задорный носик, ямочки на щеках и совершенно не русская привычка лыбиться во все тридцать два зуба. Смех у нее — если есть повод для смеха — настолько заразителен, что все вокруг тоже начинают ржать как лошади. Некоторые покупаются на эту ее смешливость и потом очень удивляются, что Зеленская в иных ситуациях может не только отбрить какого-нибудь хама острым словцом, но и врезать своим крепким кулачком или тем, что там у нее окажется под рукой… Что еще? Еще в канун отъезда из Москвы, когда стало ясно, что им предстоит турне по странам арабского Востока,
Официант доставил заказ. Первые минуты, пока они закусывали, Уралов говорил преимущественно о начавшейся в Ираке войне. Сказал, что отказался сегодня от работы в прямом эфире — все отечественные звезды, видные аналитики и комментаторы уже с утра, сменяя друг друга, вернее, меняя этажи и студии в Останкине, работают на вновь открывшемся фронте информационных битв в поте своего лица — и вообще не намерен подключаться к данной теме, потому что не хочет быть «как все», толкаться и тереться на одном клочке телепространства и напрягать голосовые связки, пытаясь переорать других записных говорунов. Он сказал, что ему не нравится сам по себе выбор. Нет, не выбор между войной и миром, поскольку он уже кое-кем сделан вопреки воле большинства. А выбор между Бушем и Саддамом, который сейчас предлагают, навязывая уже готовое решение сделать всех и каждого из живущих или, если угодно, временно проживающих на этой вдруг ставшей тесной и какой-то неуютной общей жилплощади под названием Земля. Два полюса, молот и наковальня, между которыми, пусть ненадолго в этот раз, оказалась человеческая культура и вся цивилизация…
— Кстати, а почему вы с Маркеловым, находясь почти в самом эпицентре, в самый разгар «страды», вдруг бросили все и сорвались обратно в Москву? — поинтересовался Уралов. — Проблемы с аккредитацией?
— Всех денег не заработаешь, — пожала плечами Зеленская. — Можно было, пожалуй, зацепиться в Эль-Кувейте или Аммане. Но зачем? Штатовцы сделают все, чтобы перекрыть доступ к правдивой информации. Зацепиться в Багдаде мы и не пытались. Мы, конечно, ребята рисковые, отважные, но не сумасшедшие. Как-то не хочется подставлять лоб под «томагавки», особенно если у тебя нет на руках страхового полиса хотя бы на миллион долларов… К тому же я обещала родителям, что как только там запахнет жареным, то я не задержусь в тех местах и одного дня.
— А что Маркелов? — дождавшись, когда официант уберет со стола использованную посуду, спросил Уралов. — Я смотрю, вы последнее время исключительно вдвоем работаете, в отличие от других наших ребят и тех же западников, которые предпочитают вояжировать группами в три-четыре человека… Что, Аня, третий лишний?
— Я знаю, Андрей, что ты мастер задавать колкие… порой даже неприятные вопросы, — нимало не рассердившись на него, сказала Зеленская. — Я думаю, тебе известно, что Маркелов женат и что у него есть ребенок. Просто мы уже притерлись с ним друг к дружке, установили общие правила, разделили наши обязанности, и теперь — в этом ты прав — мы берем к себе в компанию кого-нибудь лишь в исключительных случаях.
— Я потому и спросил, что меня такой расклад устраивает, — неторопливо отпив из наполненного очищенным апельсиновым соком бокала, сказал Уралов. — Как насчет того, чтобы поработать на внутреннем фронте?
— В принципе не против… У тебя что, есть какое-то конкретное предложение для нас?