Я не знаю, плохо это было или хорошо в смысле техники исполнения. Лиза никогда мне не отсасывала. Ну… вот, чтобы так завзято, так сказать, на результат. Да, были поцелуи и прочие нежности, которые вызывали лишь ощущение щекотки и желание уж скорее довести до конца начатое, но сравнивать это нельзя… Это же… Я не знаю. Может быть, в Стэнфорде, где Дина изучала бизнес, учили еще и премудростям орального секса? Ну, в смысле… Как-то же ей удалось заставить меня кончить так, что я заскулил, как пес, все-таки обхватив ее голову, зарывшись пальцами в волосы и что есть сил сжав?
– Тише-тише, мой сладкий… Все хорошо. Не плачь.
Пока я пытаюсь взять себя в руки, Дина умудряется привести мою одежду в порядок. Как ей удается? Я же буквально на ней вишу. Всхлипываю ей в шею и… да, вишу, как тряпка. Или презерватив, до которого у нас опять не дошло дело. А ее руки, ее дрожащие руки туда-сюда проходятся по моей спине, стремясь утешить, наверное, а на деле делая только хуже.
– Я сейчас. Я сейчас успокоюсь, – отчаянно моргаю и стираю плечом с лица пот вперемешку с соплями.
– Не торопись. Это ничего… Просто ты немного расчувствовался. Так бывает.
– Я не хотел… – сиплю. – Не хотел, чтобы так…
Это правда. Я не хотел, чтобы так. Жаль, эти слова срываются до того, как я понимаю, насколько они жестоки.
– Я понимаю. Ничего страшного, – повторяет Дина. – Обещаю в следующий раз сделать так, чтобы не понравилось.
И это невозможно… Ненормально. Неправильно. Но ее слова заставляют меня рассмеяться. Впервые за год, рассмеяться потому, что мне действительно весело, а не потому что надо, и от меня этого ждут. Господи…
В дверь тарабанят. Я в панике отшатываюсь. Дина успокаивающе похлопывает меня по руке и открывает замок.
– А вы чего это тут без нас хохочете? – подозрительно оглядывая кладовку, интересуется Данька. Из-за его плеча выглядывает Ник. Эти двое всегда ходят хвостиком друг за другом.
– Твой папа рассказал мне веселую историю. Вот, держи. Я вспомнила, что у меня есть бельгийский шоколад.
Дина всовывает детям в руки огромную плитку черного шоколада и подталкивает их к выходу. Понятно, что таким образом отвлекая мальчишек, она дает мне время прийти в себя. Но понимает ли она, что эта ее тактичность совершенно меня обезоруживает? И заставляет чувствовать себя только хуже, потому что, если по чесноку, я ее не заслуживаю. Дверь захлопывается, звонкие голоса отдаляются… Все стихает. Лишь в ушах до сих пор шумит кровь, разогнанная до каких-то совсем уж запредельных значений. И отдает металлом во рту.
Я долго стою, вцепившись руками в деревяную полку. Кажется, сделай я шаг, споткнусь о свое вывалившееся из груди сердце, осколки которого еще каким-то чудом держатся вместе.
Скажите кто-нибудь, как может быть одновременно так плохо и так хорошо?
– Пап! Папа! Мы идем на улицу. Ты видел, сколько снега насыпало? Всего за пару часов!
Плетусь в коридор, где Данька с Ником как раз одеваются. Шапки набекрень, один конец шарфа болтается на шее, второй змеей тянется по полу.
– А Дина где?
– Я тут…
Дина выглядывает из гардероба в голубом комбинезоне и шапке-шлеме белого цвета. На ногах дутые сапожки, я не раз обращал внимание, что она всегда одевается очень тепло. Еще бы, жирок-то ее не греет. Она очень тщательно следит за тем, чтобы не поправиться. Ест какую-то ерунду на пару, я даже одно время боялся, как бы она не стала навязывать нам с пацанами своих привычек. Помню, даже придумывал, как стану обороняться, если придется, но, к счастью, ничего такого делать мне не пришлось. Дина удивительно ненавязчива, и чужие границы для нее не пустой звук.
Судорожно сглатываю. После случившегося не могу найти в себе сил, чтобы поднять на нее взгляд. Глаза выедает льющийся в окно свет. Солнце в зените, искрит на снегу бриллиантовой крошкой. На небе, похоже, ни облачка.
– Пап, где твои коньки?
Растираю воспаленные веки.
– Эм… А разве они у меня есть?
– Есть. Мы покупали, – улыбается Дина.
– А ты почему не в коньках?
– Я не очень люблю такие развлечения.
– Трусишка! – презрительно морщит нос Никита.
Пацаны, стуча по полу лезвиями, выскакивают во двор. Дина вроде как идет за ними. Наконец, можно перестать играть. Я оседаю на шикарную банкетку, зажимаю ладони коленями и свешиваю голову.
– Фед… – негромко зовет меня Дина. Я резко вскидываюсь, распрямляю плечи, как будто мне кто-то воткнул в задницу кочергу. Хватит… Я больше не могу позволить себе распускать при ней нюни. Мужик я или кто?
– Да?
– Слушай, здесь так жарко… Да и мальчишки нас ждут. Как ты смотришь на то, чтобы поговорить на улице?
Сказать, как чувствую? Что я вовсе ничего не хочу обсуждать? Нет… Наверное, это будет совсем уж нечестно.
– Лады. Где, ты говоришь, мои коньки?
Дина закатывает глаза:
– Мужчины. Ничего вы не помните.
– Кто это мы? – сощуриваюсь я, разглядывая ее маленькую задницу. Дина как раз наклонилась, чтобы отыскать мне ботинки, к самым нижним ящикам в гардеробе.
– Данька с Ником тоже ничего не могут найти.