Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин

Но беспомощный, еле дышащий полутруп еще был им нужен. Профессор Мясников: «Маленков дал нам понять, что… он надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все поняли, что речь идет о необходимом сроке для организации новой власти и подготовки общественного мнения… Сталин иногда стонал. Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих. Тогда Ворошилов сказал: «Товарищ Сталин, мы здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?» Но взгляд уже ничего не выражал. Весь день мы что-то впрыскивали, писали бюллетени. Члены Политбюро подходили к умирающему, те, кто рангом пониже, смотрели через дверь. Помню, Хрущев тоже держался у дверей. Во всяком случае, иерархия соблюдалась: впереди — Маленков и Берия, далее — Ворошилов, Каганович, Булганин и Микоян. Молотов был нездоров, но два-три раза приезжал на короткий срок».

Молотов: «Меня вызвали на дачу… Глаза у него были закрыты, и, когда он открывал их и пытался говорить, тогда к нему подбегал Берия и целовал ему руку. После похорон Берия хохотал: «Корифей науки, ха-ха-ха».

Наступило 5 марта.

Светлана: «Отец умирал страшно и трудно… Лицо потемнело, изменилось… черты лица становились неузнаваемы… Агония была страшной, она душила его прямо на глазах… В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза. Это был ужасный взгляд — то ли безумный, то ли гневный, и полный ужаса перед смертью… И тут… он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то погрозил всем нам… И в следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Впрочем, каждый воспринял этот последний его жест по-своему.

Реаниматор Чеснокова: «Но вот дыхание резко нарушилось, наступило возбуждение. Левая рука, как в приветствии, поднялась и упала. Это была агония. Дыхание остановилось».

Лозгачев: «Говорят, когда он умирал, то, как тогда у стола, поднял руку — просил о помощи… Но кто ему поможет!..»

Мясников: «Смерть произошла в 21.50».

Светлана: «Берия первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где все стояли молча, послышался его громкий, не скрывавший торжества голос: «Хрусталев, машину!..» И круглолицая, курносая Валечка Истомина грохнулась на колени около дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос».

К Хрусталеву обращается Берия! Из всех прикрепленных выбирает Хрусталева!

Берия торопится уйти. Но другие соратники остаются. Для Берии он был только Хозяин. Для остальных — Молотова, Кагановича, Ворошилова — он был их молодостью, их надеждами. Он был всей их жизнью.

Но, постояв немного, и они ринулись в Кремль вслед за Берией — принимать власть. В Кремле в это время шло совместное заседание ЦК партии, Совета министров, Верховного Совета. Оно должно было легализовать то, о чем они уже договорились.

К. Симонов был членом Верховного Совета. Но и он, как и вся страна, верил, что Сталин еще жив и борется со смертью здесь, в Кремле: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы все знали, что где-то рядом в Кремле лежит Сталин, который никак не может прийти в сознание. Все сидели совершенно молча… Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут так могут молчать триста тесно сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого молчания. Из задней двери вышли они — те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян. Вступительную речь сказал Маленков. «Товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но, даже если он победит, состояние его настолько тяжелое… Нельзя оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо сформировать правительство». Сформировали.

Заседание было коротким. После заседания черные машины тотчас выехали из ворот Кремля. Маршрут соратников был прежний — на Ближнюю дачу.

На этот раз поездка была последней.

Когда после заседания Симонов приехал в «Правду», на столе редактора зазвонил телефон. Редактор выслушал сообщение, повесил трубку и сказал коротко: «Сталин умер».

— Нам сказали, сейчас будут забирать его в больницу, бальзамацию делать, — рассказывает Лозгачев. — Никто нас не звал проститься с мертвым, мы сами ходили. Светлана была недолго. Был и Вася. Не сказал бы, что он был пьян, но в волнении. Потом приехала машина с носилками, положили его и при мне понесли. И все… И никого — только мы стоим и смотрим.

— Говорят, у Хозяина на теле был какой-то кровоподтек, будто его толкнул кто-то? — спросил я его.

— Никакого кровоподтека не было и не могло быть, никто его не толкал. Хрусталев был, когда его бальзамировали, и говорил нам, что в легких, правда, нашли какой-то огарок. Может быть, когда кислород вводили, что-то попало. А так ничего.

— А что было потом с прикрепленными?

— Ну, а дальше всех разогнали, вызывают такого-то и отправляют из Москвы — «чтоб немедленно выезжали с семьей». Такая неожиданность! Старостин, Орлов, Туков решили зайти к Берии — попросить не отправлять. Пришли, а он говорит: «Не хотите быть там — будете там» — и пальцем указал на землю. Ну, они и поехали.

— А что было потом с Хрусталевым?