То же самое можно сказать о его колоссальном рукописном наследии, которое насчитывает более 7000 листов, оказавшихся разрозненными вскоре после его смерти, а в настоящее время по большей части объединенных в несколько компендиумов. В их число входят Атлантический кодекс (Милан, Амброзианская библиотека), Кодекс князя Тривульцио (Милан, Кастелло Сфорцеско), 12 Парижских кодексов, обозначаемых латинскими литерами A – М, примыкающие к ним два кодекса лорда Эшбернхэма, которые представляют часть листов из Парижских кодексов A и B, похищенных авантюристом Г. Лабри (все в Институте Франции в Париже), «Трактат о полете птиц», который изначально также был частью Парижского кодекса B (Туринская библиотека), Урбинский кодекс, включающий текст «Трактата о живописи» (Библиотека Ватикана), два Мадридских кодекса (Мадрид, Национальная библиотека), три кодекса Форстера (все в Лондонском музее Виктории и Альберта), Кодекс Арундела (Лондон, Британский музей), Лестерский кодекс, некоторое время в честь одного из владельцев, американского магната А. Хаммера, называвшийся Кодексом Хаммера (с 1994 г. он принадлежит Б. Гейтсу), а также шесть тетрадей по анатомии, хранящихся в Королевской библиотеке в Виндзорском замке. Над этими записями Леонардо работал с 1480-х гг., хотя отдельные записи и рисунки (например, рисунок с детальным описанием костюма Бернардо ди Бандино Барончелло, участника заговора против Медичи, повешенного в окне палаццо Веккьо 20 декабря 1479 г.) могут относиться к более раннему времени.
Ч. Николл замечает: «Рукописи – это карта разума Леонардо. В них можно найти все – от кратчайшего предложения, оборванного на полуслове, и обрывочных вычислений до законченного литературного произведения и описания вполне работоспособного механического аппарата»[217]
. К. Кларк говорит об определенном противоречии между творческим наследием Леонардо-художника и Леонардо-ученого, отмечая тот факт, что во всех его записях «практически нет и следа человеческих эмоций», поэтому о его привязанностях, недугах, вкусах, взглядах на политические события мы ничего не знаем, однако, «если обратиться от записей к рисункам, нам откроется глубокое и сочувственное проникновение в человеческие чувства, которое невозможно объяснить одной лишь искушенностью оптического нерва», но чем больше Леонардо углубляется в природу, «тем меньше остается в нем этого сочувствия»[218].Труды Леонардо представляли собой своды несистематизированных рисунков и материалов, о чем он сам заявлял в Кодексе Арундела, начатом 22 марта 1508 г.: «…Это будет собрание без порядка, извлеченное из многих бумаг, которые я здесь переписал, надеясь затем распределить их в порядке по своим местам, соответственно темам, о которых они трактуют»[219]
. Леонардо так и не систематизировал свои заметки, хотя, по свидетельству Луки Пачиоли, еще в 1498 г. готовил трактат о живописи[220]. Сочинения, опубликованные под его именем («Трактат о живописи», «Трактат о движении и измерении воды», «Трактат о полете птиц» и др.), являются компиляциями из фрагментов, подобранных по тематическому принципу в XVI–XVII вв.Л.М. Баткин заметил: «Леонардо лихорадочно работал долгую жизнь, написал тысячи и тысячи листов, задумывал трактаты по живописи, механике, гидродинамике, анатомии и многим другим наукам – и не только не написал ни одного законченного сочинения, но даже ни одного не довел до такого состояния, чтобы это было действительно похоже на материалы к трактату, чтобы можно было хотя бы теперь привести его фрагменты в систему». Ученый обратил внимание на то, что даже в тех случаях, когда Леонардо ссылался на свои работы, его ссылки были запутанными, а иногда содержали указания на неправдоподобное количество томов. Пытаясь разрешить этот казус, он предположил, что «Леонардо, видимо, всю жизнь собирался довести до завершения какие-то трактаты и даже всерьез воображал их как бы завершенными, но никогда и не думал начать по-настоящему хоть один из них и тем не менее ничуть не страдал от этого несомненного, на наш взгляд, противоречия», поэтому «перед нами принципиальная черта, неотделимая от его личности и творчества», – черта, обусловленная внутренним качеством «ренессансного типа творческой личности»[221]
. Однако феномен, отмеченный Л.М. Баткиным, может быть объяснен и в рамках теории психологических типов К.Г. Юнга, в соответствии с которой «творческую разбросанность» Леонардо следует трактовать не как внутреннее качество, присущее «ренессансному типу творческой личности», а как внутреннее качество, присущее личности экстравертного типа, психическая энергия которой была направлена на большое количество внешних объектов. То же самое можно сказать касательно наблюдения К. Кларка о неэмоциональном характере записей Леонардо, в которых он прежде всего ориентировался на объективное описание вещей и идей, а не на фиксацию связанных с ними эмоций.