Титмар Мерзебургский. ХРОНИКА

9. Между тем маркграф Герман провёл Пасху у своего тестя⁵⁰ и, едва освободившись, вместе с послом последнего Стойнефом прибыл к императору, уже долго его ждавшему. Этого посла, привыкшего постоянно лгать, непостоянный его господин отправил на запад⁵¹ к цезарю скорее ради нарушения спокойствия, чем, как он заявлял, для заключения мира. Император, вверив его и его спутников попечению своих друзей, милостиво принял братьев своей жены⁵², босиком умолявших его о милости. Только тогда он велел явиться этому ветрогону, чтобы тот узрел его [власть] и дал ответ своему господину. Но тот, сообщив дома иной [ответ], чем тот, что дал ему цезарь, по приказу нечестивого князя вернулся, — с ним был и названный граф, стремившийся заключить мир, — и перед лицом императора и его знати был уличён, как лжец и нарушитель мира. Тогда же Болеслав вторично⁵³ был вызван цезарем, чтобы или оправдаться, или исправить своё непослушание, но не пожелал к нему явиться, потребовав рассмотреть его дело перед лицом князей.

10. Но обрати внимание, читатель, сколько радушия оказал ему прежде император!

(7.) Названный князь, знаток тысячи хитростей, отправил к Ульриху, правителю Чехии, своего сына Мешко⁵⁴, чтобы, помня о взаимном родстве, заключить взаимный мир и сообща противостоять всем врагам и особенно цезарю. Однако тот, узнав от заслуживающих доверия людей, что это всё устроено против него самого, схватил (Мешко), лучших из его спутников перебил, а прочих — вместе с их взятым в плен господином — отправил в Чехию и бросил в тюрьму. Император⁵⁵, узнав об этом, отправил туда Дитриха, моего двоюродного брата, с просьбой вернуть ему его вассала; если же (Ульриху) будет нужна его милость, он никогда ему в ней не откажет. На это ему дали такой ответ: «Для меня крайне важно во всём следовать приказам моего господина; иметь для этого и возможность, и желание. Однако совсем недавно Всемогущий Бог вырвал меня из пасти льва, предав [в мои руки] его щенка, присланного мне на погибель. И если я позволю ему свободно уйти, то всегда буду иметь заклятых врагов и в отце, и в сыне. Если же, напротив, удержу его, то надеюсь обрести благодаря этому какую-то выгоду. Пусть мой господин решит, исходя из всего сказанного, что угодно ему и выгодно мне; я преданно исполню любое его решение».

11. Но, когда Дитрих вернулся с этим посольством, к (Ульриху) немедленно отправили следующее, в котором (цезарь) по-прежнему просил и настоятельно приказывал отпустить (Мешко), обещая со своей стороны устранить все его опасения и заключить добрый мир. Тогда Ульрих волей-неволей выдал пленника, чем весьма угодил императору. Болеслав же, сверх меры радуясь выдаче сына, через своих послов достойно поблагодарил цезаря и просил, к его чести и к досаде врагов, отпустить (Мешко) и познать будущую обоих их благодарность. На это император ответил, что пока это невозможно, но обещал, что, когда тот придёт в Мерзебург⁵⁶, он по общему совету своих князей удовлетворит его желание. Болеслав, услышав это решение, воспринял его с раздражением и настойчиво продолжал тайно, путём частых посольств пытаться вернуть сына под свою власть.

12. (8.) Цезарь, придя в условленное место⁵⁷, спросил совета у князей, как ему следует поступить в этом деле. Первым из них взял слово архиепископ Геро: «Когда было [подходящее] время, проблему можно было решить с честью для Вас; но, когда я предлагал это, Вы меня не послушали. А теперь душа Болеслава из-за долгого содержания под арестом его сына отвратилась от Вас, и боюсь, что если Вы отпустите его без заложников или иных мер безопасности, Вы лишитесь в последующем верной службы их обоих». Большая часть присутствующих поддержала эту речь; однако часть продажной [знати] сокрушалась о том, что подобное не принесёт [цезарю] большой чести. Деньги победили здравый смысл; чтобы угодить Болеславу, (князья), взяв у цезаря Мешко, — вместе со всеми его людьми и всем, чем те владели, — отвели их к нему и, получив обещанное, умоляли его и сына, помня о Христе и клятве перед Богом, никогда более не причинять цезарю неприятностей и не дозволять обманывать его друзей. Те тотчас же ответили им на этот дружеский призыв в льстивых тонах, что никоим образом не совпадало с их последующими действиями. Ведь, несмотря на то, что им самим была присуща очень малая верность или её вообще не было, нам они поставили в вину то, что (Мешко) был слишком поздно отпущен цезарем и нами, хотя он и относился к числу наших вассалов.