Тито и товарищи

При создании своих концепций об «интегрированном самоуправлении» Кардель не мог игнорировать вызовы итальянской, французской и испанской коммунистических партий, которые в середине 1970-х гг. отказались от догмы диктатуры пролетариата и признали, что политический плюрализм важен для развития действительно здорового государства. Словенский идеолог поприветствовал «еврокоммунизм» как позитивное явление в международном рабочем движении, при этом особо подчеркнул свое критическое отношение к гегемонизму брежневского типа.

Одновременно Кардель полагал, что новая интерпретация марксизма приемлема только для специфической действительности Запада и поэтому его нельзя считать «единственным рецептом» или даже примером, которому может последовать Югославия. В условиях зрелого социализма, которого она достигла, именно политический плюрализм мог бы оттолкнуть ее на шаг назад. Результаты этих размышлений он развил в исследовании «Направления развития общественно-политической системы», которое было опубликовано в начале ноября 1977 г. в качестве исходника для XI Съезда СКЮ[2402]. В нем он пытался построить квадратуру круга, т. е. комбинировать социализм у власти в Югославии с концепцией плюрализма, но не политического, а наоборот, «плюрализма самоуправленческих интересов». «Он до крайности хотел демократизировать такую проекцию строительства социализма, – говорил Кавчич, – при которой идеологическо-стратегическую монополию держит в руках один субъект, базирующийся на принципах большевистской партии. За эти границы он не выходил и не верил, что можно выйти. Был твердо уверен, что марксизм-ленинизм всё еще имеет монополию на социализм. Верил, что марксизм не только идеология, но прежде всего – знание. В тактическом плане он пошел дальше Коминтерна. В идейно-философском нет. Поэтому отношения демократия – социализм остались у него непоследовательными и недоработанными. Гражданину он хотел дать как можно больше простора, но в то же время хотел, чтобы он двигался только под зонтиком власти, которую осуществляло всезнающее руководство»[2403].

Инфляция нормативно-правовых бумаг, которыми сыпал Кардель, его постоянное недовольство тем, что было достигнуто, для его товарищей в президиуме звучали как заезженная пластинка. Между словами и практикой, между «реформой реформы», моральным и экономическим кризисом, в котором утопало югославское общество, было слишком большое несоответствие, чтобы они его не заметили [2404]. Консервативные круги внутри партии с досадой шептались о «джиласовщине», которая снова стала актуальной[2405]. На Карделя не нападал никто, поскольку ожидали, что он станет преемником Тито, но никто больше не верил его теориям. «Уже воробьи говорят, – комментировал Душан Биланджич в декабре 1978 г., – что старые идеи исчерпали себя. Новые решения, новые направления, новая политика не могут быть реализованы при жизни Тито. Все ждут времени “Ч”»[2406].

За утопией, которую провозглашал Кардель, «ярко выраженный дидактичный моралист»[2407], скрывалась горькая сущность автократии Тито, которая осталась единственной точкой опоры неудавшегося югославского эксперимента. Все правящие команды как на союзном, так и на республиканском уровне оказались неспособными и дилетантскими. С 1972 г. на различные планы развития потратили 40 млрд долларов, но не достигли ничего[2408]. При этом сильно задолжали загранице, следуя примеру союзного министра финансов Петра Костича, который без ведома правительства занял миллиард долларов, чтобы спасти убыточный металлургический завод в Смедерево[2409]. После принятия конституции 1974 г. этот тренд укрепился, поскольку республики благодаря приобретенной государственности не нуждались в одобрении Белградом кредитов, которые они брали за рубежом. Между тем Югославия к середине 1970-х гг. задолжала загранице больше 4600 млн американских долларов, к концу же десятилетия долг составил 16 млрд долларов. Мировой экономический кризис, который вызвал рост цен на нефть и нефтепродукты, внутренние проблемы страны, как мы уже отмечали, сильно замедлили экономический рост, к которому в прошлом привыкли югославы. В ответ на это отдельные республики обратились к автократии, что еще больше подчеркивало неудачу союзного правительства в создании единого рынка и в реализации «разделения труда», о котором говорилось в пропаганде режима. Несмотря на то что наиболее развитый север предназначил по плану пятилетки 1971–1975 гг. для неразвитого юга около трех миллиардов долларов и в следующую пятилетку намеревался даже превысить эту сумму, пропасть между ними было невозможно преодолеть[2410].