Тито Вецио

— А, похоже, что палатка красавчика опустела, — подумал египтянин. — Видимо, он куда-то спрятал свою афинянку. Но куда? Надо бы об этом разузнать.

— Ну, друзья, какие новости привезли вы из Капуи? — с надеждой спросил Тито Вецио, входя в палатку в сопровождении Гутулла, Черзано и Аполлония.

— Новости отличные во всех отношениях, — отвечал Аполлоний, — а особенно одна из них, благодаря которой ты получишь возможность одержать новую блестящую победу.

— Говори скорей, друг мой Луципор, и если ты сообщишь нам что-нибудь дельное, то можешь смело рассчитывать на мою дружбу и благодарность.

А в это время у проницательного египтянина возник ряд вопросов. Что делал Тито Вецио в столь позднее время за пределами лагеря? Объезд? Нет, едва ли, потому что в этом случае он взял бы с собой своих помощников. [208]К тому же его лошадь вся в мыле, следовательно, он ездил куда-то далеко, но куда? И это надо будет разузнать. Все эти мысли промелькнули в голове наблюдательного Аполлония с быстротой молнии, но он, конечно же, не подал вида, что интересуется чем-либо кроме своей миссии и поспешил с ответом.

— Твои слова, Тито Вецио, как нельзя больше соответствуют состоянию моей души, и я рассчитываю в самое ближайшее время доказать на деле мою искренность и уважение к тебе, так как прежде всего от тебя зависит будущее раба, поклявшегося завоевать свободу или умереть. А поэтому прошу выслушать меня очень внимательно, чтобы не упустить ничего, способного принести тебе новую блестящую победу. Ты сам, император, решишь, достойны ли мои сведения твоего внимания и стоит ли воспользоваться подвернувшейся возможностью. Итак, завтра, в шестом часу дня три когорты пехотинцев, несколько сот лучников и пращников, а также два отряда конницы, всего около двух тысяч человек проследуют по дороге Авера из Неаполя и войдут в поросшее густым лесом ущелье реки Клания, где их можно перебить всех до единого. Отряд надеялся встретиться в этом месте с войсками претора Лукулла, о чем и написано в пергаменте. Но этому сообщению не было суждено попасть в руки римского командира. Мои друзья напали на гонца, убили его и похитили этот важный документ. Вот он, — с этими словами мнимый раб подал пергамент Тито Вецио. — Если ты пожелаешь устроить засаду, то ни один неаполитанский воин не уйдет живым и некому будет сообщить о постигшей отряд участи. Теперь решай сам, как знаешь, а наше дело подчиняться твоим приказам.

Тито Вецио прочел документ. Его подлинность не вызывала сомнений. Это вызвало бурное ликование собравшихся. Все благодарили ловкого лазутчика, по-видимому, внесшего неоценимый вклад в дело борьбы за свободу.

— А теперь, — скромно отвечал Аполлоний, — Черзано расскажет вам о ходе переговоров с гладиаторами школы Батиата.

— Гладиаторы готовы восстать все, как один человек, лишь только мы начнем штурмовать городские стены. Всего там собралось четыре тысячи человек, способных владеть оружием, И каждый из них в такой ситуации стоит двух регулярных солдат, Никто так искусно не владеет кинжалом, как опытный гладиатор. Это будет страшная, небывалая резня.

Вожди гладиаторов будут собираться каждую ночь в харчевне старого Сарика, дожидаясь твоих указаний. Кроме того, я узнал от верных людей, что городская милиция совсем упала духом и после недавнего поражения потеряла веру в своих начальников. И легионеры не могут без содрогания вспоминать о своем разгроме.

— Прибавь, — заметил Аполлоний, — что друзья откроют ворота, так что нам почти не придется штурмовать город и, следовательно, наши потери будут невелики.

— Благодарю вас, друзья мои! — сказал Тито Вецио. — От меня лично и от имени всех, кто сражается за свободу. Идите отдыхать, а я должен обдумать все те сведения, которые вы мне сообщили.

О, если бы рок не столкнул нас на узкой дорожке, — размышлял про себя Аполлоний, выходя из палатки. — Если бы голова твоя не служила бы ступенькой, которая поднимет меня на новую высоту, если бы мы оба родились свободными или рабами, я бы, пожалуй, тебя полюбил. О, да, я мог бы полюбить тебя так же сильно, как теперь ненавижу. Я чувствую, что в твоих жилах, великодушный юноша, течет такая же кровь, как и в моих. Ты горяч, благороден, великодушен, ты гений добра… а я — гений зла. Ты велик добродетелями, а я — преступлениями. Пчела и змея сосут одинаковую жидкость. Но в одной она превращается в сладчайший мед, а в другой — в смертельный яд. Мы с тобой братья, но тебя образовала свобода, а меня рабство… А теперь вперед, навстречу судьбе.

С рассветом отряд Тито Вецио в боевом порядке, с кавалерией по флангам, выступил к месту засады. В четвертом часу дня восставшие вошли в лес, окружающий Кланий. Тито Вецио и его помощники так умело рассредоточили воинов, что даже самый внимательный наблюдатель не сразу бы обнаружил солдат, притаившихся в лесной чаще.