— О, это очень смешная история, уважаемый трибун. Ты ведь знаешь, я обязан повиноваться не только магистрату, но и каждому гражданину Рима, которому понадобятся мои услуги. А сегодня утром приходит ко мне слуга Скрофы. Последнего ты верно знаешь, лицо, известное всему Риму, его заведение находится напротив Большого цирка. Ну вот, благородный квирит, — продолжал палач самым добродушным голосом, — этот самый слуга Скрофы и спросил меня, не хочу ли я немножко заработать. Я, разумеется, отвечал, мол, почему бы и нет, с превеликим удовольствием. Ты должен, сказал мне слуга, как можно сильнее напугать одну красавицу-гречанку, молодую невольницу Скрофы, купленную им за огромные деньги. Она не хочет повиноваться своему господину, капризничает, не исполняет его приказаний и поэтому он, Скрофа, ежедневно теряет кучу сестерций. Ее надо научить уму-разуму, но только учти, можно только запугать, но чтобы ни один волос с ее головы не упал, иначе мой хозяин будет в большом убытке… Хотя, сказать откровенно, такое предложение было мне не по душе, ну какой страх может быть без…
— Свою откровенность можешь оставить себе, также мне без надобности знать что тебе по душе, а что — нет, к делу, заканчивай, мне противно слушать твою болтовню.
— Ну что же еще тебе сказать, храбрый трибун, — отвечал палач тем же благодушным тоном. — Ты сам видишь, я буквально исполнил поручение Скрофы, привязал девушку к столбу, обнажил ее по пояс и стал готовить свои инструменты, как будто собираясь ее пытать…
— Где же тот негодяй, который привел тебе эту девушка, слуга Скрофы? — прервал циничную болтовню палача Тито Вецио.
— Убежал, как только я открыл вам дверь, выскочил в страхе вон в то окно.
— Прекрасно, эту девушку я беру с собой, — сказал Тито Вецио, бросая палачу полный кошелек с золотом. — Половину можешь взять себе, остальное передай слуге Скрофы, и больше я с тобой говорить не собираюсь, хватит. Я и так слишком много времени провел в этой богом проклятой дыре.
Сказав это, Тито Вецио завернул в свой длинный плащ спасенную им красавицу и, при помощи Гутулла посадив ее к себе на лошадь, отправился по направлению к Эсквилинским воротам.
— Стой, если тебе жизнь дорога! — вдруг вскричал Гутулл, схватив его лошадь под уздцы. Я заметил в той стороне каких-то подозрительных людей, судя по всему вооруженных. Поверь моему опыту, там нас ждет засада. Поедем лучше в противоположную сторону. В Риме много ворот и кроме Эсквилинских.
— Пожалуй ты прав, поедем налево. Но как же тогда быть с письмом Суллы? — озабоченно спросил Тито Вецио.
— Прежде всего надо позаботиться о самих себе, а потом уже о поручении Суллы. Умоляю, едем поскорее, нам нельзя терять ни минуты.
Друзья повернули лошадей и понеслись во весь опор в сторону, противоположную той, где прятались наемные убийцы.
— Проклятье! — вскричала египетская колдунья, явившаяся посмотреть на гибель ненавистного ей Тито Вецио. — Они повернули в другую сторону. Неужели их кто-то предупредил? Но что я вижу, наши гладиаторы разбегаются в разные стороны. И на этот раз я не буду отомщена! — восклицала с отчаянием чародейка.
Между тем палач был очень доволен результатом всей этой, как он выразился, смешной истории. Сопротивляться Тито Вецио, само собой разумеется, ему в голову не приходило. Молодой квирит свободно взял и увез девушку. Кадм не мог воспрепятствовать этому похищению — квирит был вооружен, к тому же с приятелем. Да это и не входило в его обязанности. Его дело — подвергнуть легкой, средней, строгой или самой тяжелой пытке, в конце концов пригвоздить провинившегося раба или рабыню к кресту и отдать живого на съедение орлам и коршунам, а не спасать красивых девушек от похитителей. Она была прислана со слугой, он и должен был ее спасать, а не прыгать через окна.
— Конечно, — рассуждал палач, — слуга по всей вероятности побежал в город заявить властям и они вот-вот должны сюда нагрянуть, но это меня уже не касается. Для меня главная прелесть заключается вот в чем, — Кадм высыпал в руку блестящие золотые монеты, полученные от Тито Вецио. — Один, два, три… восемь… двенадцать, — пересчитывал он.