Тито Вецио

Ни время, ни обстоятельства, ни сама смерть, не изгладили воспоминаний об ужасной измене любимой и уважаемой жены Марка Вецио, его постоянно угнетала эта мысль. Он по-прежнему презирал и ненавидел женщину, давно лежавшую в могиле и сомневался в том, действительно ли Тито его сын. Быть может, думал ревнивец, — Тито — плод осквернения святости брачного союза злодеем-соблазнителем. Многие годы Марк Вецио повсюду разыскивал своего соперника. Он хотел найти его и, угрожая смертью, приставив кинжал к груди, вырвать у него признание вины и решить вопрос о законности его сына Тито Вецио. Но тщетно, искать соперника было уже поздно. Ревнивый и оскорбленный муж наткнулся на его могилу, от которой не мог ничего добиться. Роковая печать смерти навеки скрыла от него тайну и стала причиной адских мук, терзавших его в последние годы жизни.

Но задолго до этого рокового момента, когда Марк Вецио был еще холост, произошло событие, имевшее страшные последствия для судеб главных героев нашего повествования. Одна из невольниц по имени Флора была удивительно хороша собой. Холостой развратник Марк Вецио обратил на нее свое милостивое внимание, в результате чего на свет появился сын. Эта связь с невольницей не была вызвана охватившей хозяина любовью, а, скорее всего, оказалась прихотью. Их связь прекратилась, когда Марк Вецио встретился и сочетался законным браком с любимой им девушкой. Между тем ребенок, прижитый с Флорой, рос и по странной прихоти судьбы был удивительно похож на сына, родившегося в законном браке. Жена Марка Вецио, хотя и не любила своего мужа, но была ужасно ревнива и сходство ее законного ребенка с сыном презренной рабыни приводило ее в ярость. В конце концов это чувство ревности и злобы достигло таких чудовищных размеров, что обезумевшая матрона приказала заклеймить лоб сына Флоры буквой «Е» — неизгладимой позорной меткой беглого раба. Бесчувственный Марк Вецио не протестовал против этого распоряжения своей супруги. Смолчал он и тогда, когда его бывшую любовницу вместе с клейменным ребенком продали на невольничьем рынке. Их приобрели купцы из Александрии и отвезли в Египет. Там они вновь были проданы, теперь уже жрецу, который, узнав, что продается женщина из земель марсов, купил ее, надеясь, что она сведуща в волшебстве.

Флора была истинной дочерью своей земли и с материнским молоком впитала умение совершать многие ритуальные обряды. Вместе с тем, приученная к беззастенчивому шарлатанству авгуров и гаруспиков,[156] она стала абсолютно равнодушна к религии, ни во что не верила, не имела никаких убеждений, а потому ей не составило никакого труда приспособиться к взглядам своего нового хозяина и стать его полезной и надежной помощницей.

Жрец в сопровождении Флоры, превратившейся в чародейку, объехал многие страны Европы, Африки и Азии. Он, также, как и его помощница, был обманщиком и в то же время обманывался сам, был верующим и скептиком, молотом и наковальней. Вместе с тем он делал хорошие сборы и с каждым разом оттачивал свое умение обманывать толпу.

А ребенок Флоры рос, внимательно присматриваясь ко всему тому, чем занимались его мать и жрец. На берегу священных вод Ганга в Индии он познакомился с учением гимнософистов,[157] в Персии и Вавилоне волхвы и халдеи посвятили его в тайны магии и астрологии, в Иерусалиме он пристал к назареям[158] и эссенийцам.[159] Кроме того, некоторые из полученных им знаний дали ему право считаться учеником и последователем египетского жреца Сефоса.

Вернувшись в Александрию, он разработал первые положения гностика, столь блистательно развитые в последствии Филоном. Мать радовалась, глядя на успехи сына, ее душа жаждала мщения. Ей нравилось мысль, что настанет время, когда она скажет своему решительному и энергичному сыну, указывая ни римское общество:

— Бей и разрушай все без милосердия, потому что эти люди также не имели жалости ни к тебе, ни к твоей матери.

К несчастью судьба благоприятствовала осуществлению планов безжалостной мести невольницы Флоры и ее сына.