Тициан

В благородном семействе Медичи давно вошло в привычку решать острые вопросы с помощью яда или кинжала. Ставший правителем Флоренции при помощи ландскнехтов Карла V Алессандро Медичи правил недолго и вскоре был заколот кинжалом двоюродным братцем Лоренцино Медичи, прозванным Лорензаччо. Трудно понять, чем вызвано это уменьшительное прозвище — восхищением или презрением. Боясь отмщения за братоубийство, Лорензаччо скрывается теперь в Венеции, где успел издать написанную им «Апологию», полную рассуждений о «комплексе Каина». Слава Богу, что Венеция пока далека от таких методов политической расправы, являясь надежным убежищем для многих изгнанников. Но и она не спасет Лорензаччо. Однажды в одном из дворцов на Большом канале его настигнет карающая десница Козимо Медичи, нового тирана Флоренции, которого теперь воспевает на все лады Аретино, отослав в дар ему собственный портрет кисти Тициана.

По случаю празднеств, связанных с избранием дожа, в Венецию с официальным визитом прибыл губернатор Милана и командующий имперским войском Альфонсо д'Авалос, маркиз дель Васто, чей портрет Тициан успел написать, будучи в Болонье. Маркиз пожаловал с женой, сыном и многочисленной свитой и после пышного приема во Дворце дожей прямиком направился на Бири. Но его опередил запыхавшийся Аретино, которому его платные агенты вовремя сообщили о приходе маркиза. У писателя с Орсой с первого дня знакомства установились дружеские отношения, и он тут же подсказал ей, как нужно принять знатного гостя.

Маркиз д'Авалос передал Тициану приветы от Карла V и заверения монарха, что впредь «nuestro primer pintor» (наш первый художник) будет получать пожизненно из казны Миланского государства сто золотых дукатов. Монаршее заверение было закреплено соответствующей грамотой с печатями. Однако оно, как и прежний приказ казне Неаполитанского королевства о материальном вспомоществовании мастеру, выльется в многолетнюю переписку с имперской бюрократией, в которой проворовавшиеся чиновники то и дело менялись и в ответ на очередное напоминание о невыполненном ими указании монарха давали клятвенные заверения все исправить.

Воспользовавшись своим пребыванием в гостеприимной Венеции, маркиз изъявил желание быть вновь запечатленным на полотне, но уже в полный рост. Пока Тициан делал набросок будущей картины, генерал д'Авалос с подачи Аретино завел разговор о том, как в бою под Павией героически погиб его кузен Ферранте, оставив безутешной вдовой знаменитую поэтессу Витторию Колонна. Женщина она умная, волевая и глубоко верующая, проводит жизнь в постах и молитвах. К сожалению, водит дружбу с Окино, Карнесекки и прочими опасными еретиками. Ныне около нее вертится англичанин кардинал Пол, чьи взгляды идут вразрез с политикой Ватикана. Одно время он волочился за Марией Тюдор и хотел даже расстаться с саном, чтобы жениться на ней. Говорят, что на последнем конклаве ему не хватило всего лишь нескольких голосов, чтобы быть избранным папой. Но если бы не уважение к памяти покойного супруга маркизы и не любовь к ней великого Микеланджело, ее давно бы приструнил иезуит Лойола.

Наконец набросок был готов. О деталях и прочем взявший на себя роль посредника Аретино просил не беспокоиться. Довольный и обласканный д'Авалос покинул Венецию с заверением, что его заказ будет исполнен. После его ухода в мастерской остался аромат терпких благовоний. Аретино еще долго злословил по поводу гостя-аристократа, вынужденного держать при себе духи, чтобы отбить запах солдатского пота.

Новый дож Ландо остался доволен своим портретом и обетной картиной, выполненной учениками мастера, и не докучал просьбами, что было на руку Тициану. Причитающиеся официальному художнику республики святого Марка сто золотых дукатов, не облагаемых налогом, пополняли его растущие доходы и позволяли целиком отдаваться своим делам, а их было немало. Джироламо Денте завел даже список лиц, которые мечтали быть запечатленными великим мастером.

Как отметил падуанский литератор Сперони в книге «Диалог о любви», «жизнь нашего Тициана — это не живопись и не искусство, а подлинное чудо». Люди тянулись к этому «чуду», стремясь поближе его узнать. К нему шли знать и простолюдины, а однажды в мастерскую зашел миланец Луини, сын того самого Бернардино Луини, который считался одним из лучших учеников Леонардо да Винчи. Как свидетельствует один из современников,79 Луини, представившись, был тепло принят Тицианом, который слышал о работах его отца. Когда разговор зашел о пейзаже, хозяин дома показал гостю висевшую на стене небольшую картину, на которой были изображены деревья и вдали горы. С первого взгляда Луини показалось, что это никакая не живопись, а мазня. Он отошел от стены, не зная, что сказать автору. Когда же он снова обернулся, то увидел, что перед ним прекрасный пейзаж, как будто по холсту прошелся жезл волшебника. Подобного чуда ему не приходилось видеть больше нигде.