Тициан

Рассказ друга вместе с предупреждением о том, что Аретино ничего не делает бескорыстно и не гнушается ничем, добиваясь своего, подействовал на Тициана, и он всячески уклонялся от настойчивых приглашений Дель Пьомбо навестить литератора, который высоко отзывается о его искусстве. Правда, в глубине души Тициан понимал, что именно такой человек, имеющий дело с высшим светом, нужен ему сейчас позарез.

Начавшийся год принес печальное известие о смерти во французском городе Блуа незабвенного друга Андреа Наваджеро, который находился там с деликатной дипломатической миссией. Ведь именно благодаря ему Тициан отклонил тогдашнее приглашение из Рима. И как бы сложилась его жизнь там, не прислушайся он к мудрым советам Наваджеро? А вот Бембо, через которого и пришло приглашение поработать на папский двор, теперь займет место покойного друга и станет главным историографом Венецианской республики и хранителем библиотеки святого Марка, называемой Марчана. Он постарел, но продолжал вести бурную светскую жизнь, хотя, говорят, вот-вот будет возведен в сан кардинала. Пока же стареющий Бембо отпустил себе длинную бороду, что никак не вяжется с будущей кардинальской шапочкой.

Как-то тихо и незаметно ушел из жизни и Пальма Старший. На его похоронах Виоланты не оказалось. Говорили, что она с мужем и детьми обосновалась где-то под Флоренцией. Вскоре родственники покойного попросили Тициана дописать картину Пальмы, оставленную им незавершенной на мольберте. Памятуя о прежней дружбе, Тициан согласился, но отверг всякие разговоры об оплате, отдав тем самым последний долг памяти старого товарища и замечательного живописца, которому когда-то он попортил немало крови, назойливо ухаживая за его юной дочерью.

Себастьяно Лучани, сиречь Дель Пьомбо, закатил пышную свадьбу своей сестре. Отказывать другу было нельзя, и Тициан отправился на банкет, на котором и произошло его первое знакомство с Аретино. Впечатление было не из лучших. Перед ним предстал довольно грузный человек лет сорока в не по возрасту ярком одеянии. Последовало вялое пожатие влажной толстопалой руки с нанизанными перстнями и кольцами. Голос низкий с хрипотцой и характерным тосканским акцентом, в котором звук «к» произносится с придыханием как «х». Особенно поразило выражение его лица, в котором было что-то хищное, звериное — то ли от лисы, то ли от волка.

Когда гости уселись за стол, Тициан оказался напротив Аретино и мог видеть каждое его движение. Тот много пил и жадно ел, то и дело облизывая толстые пальцы. Забыв, видимо, по какому поводу собралось застолье, Аретино завладел общим вниманием и долго рассказывал о смерти своего друга Джованни Медичи, двоюродного брата нынешнего папы, который по праву обрел славу отважного предводителя «Черных банд» (Giovanni delle bande nere). В отличие от своих коварных сородичей Джованни Медичи был честным и бесхитростным политиком, стоящим на страже интересов родной Флоренции. Будучи тяжело ранен под Феррарой осколком снаряда (уж не выпущенного ли ненароком из любимой пушки Альфонсо д'Эсте? — мог подумать Тициан), он стойко держался и не пикнул, когда хирург отпиливал ему ногу, пораженную гангреной. Прежде чем испустить дух, он успел проститься с сыном Козимо. Никто из сидящих за столом не отважился прервать этот явно не к месту затянувшийся рассказ, преисполненный патетики и драматизма. Рассказчик показал себя незаурядным актером, хорошо владеющим искусством приковывать к себе внимание слушателей посредством жестов и модуляций голоса.

Через несколько дней посыльный принес приглашение на товарищеский ужин — как было подчеркнуто, в исключительно мужской компании. Делать было нечего, пришлось идти. Вот и старинный дом в приходе святого Иоанна Златоуста, принадлежащий обедневшему аристократу и посредственному литератору Боллани, в котором новый постоялец снимал три этажа с видом на Большой канал. Встреченный слугой в ливрее, Тициан уже в передней услышал зычный с хрипотцой голос хозяина, спускающегося по лестнице, чтобы поприветствовать дорогого гостя. Аретино встретил Тициана столь подчеркнуто радушно, словно всю жизнь был с ним на дружеской ноге. В зале, сплошь устланном персидскими коврами и украшенном напольными светильниками из цветного муранского стекла, чей свет отражался в огромных тусклых зеркалах, были и знакомые Тициану лица.