Титулярный советник

— А исключительно оттого, — продолжил Юсупов будничным тоном, — что ни полицейские чины, ни министры или члены Госсовета, ни уж тем более сама государыня императрица никогда… Я повторяю — никогда, сударь, не станут ни признавать, ни вести дел с преступниками. Которыми, вы, судари, вне всяких сомнений, и являетесь. Именно так! — Юсупов усмехнулся и покачал головой. — Не народовольцами, не борцами за свободу и гуманистические ценности, а самыми обычными убийцами. С такими, как вы, не вступают в переговоры… Нет — их судят и казнят. И другие варианты попросту невозможны. — Юсупов сложил руки на груди, будто не обращая на нацеленные в него него полтора десятка стволов. — И поэтому, сударь, ваши требования никак не могут быть выполнены.

— Очень жаль.

Хриплый свободной рукой откинул назад взмокшие от пота волосы и снова поднял пистолет.

— Очень жаль, ваше сиятельство, — повторил он, — что вы никак не желаете признать очевидное и принуждаете нас к крайним мерам. И если кто-то здесь, — Хриплый взмахнул оружием, будто выбирая, в кого выстрелить первым, — считает, что мы не пойдем дальше угроз — он глубоко ошибается. Если вы откажетесь передать наши требования императрице, я убью одного заложника. И буду убивать еще в течение каждых пятнадцати минут, пока…

— Милости прошу, сударь. — Юсупов пожал плечами. — Я старый человек и уже давно не боюсь смерти. И не стану больше даже пачкать язык, разговаривая с такими, как вы. Как и любой здесь, чье слово стоит хоть чего-то для Госсовета и ее императорского величества.

Я бы не удивился, начни кто-нибудь аплодировать старому князю. Но нет — все молчали. То ли местную публику наглухо придавила серьезность ситуации, то ли каждый боялся привлечь к себе лишнее внимание, то ли…

— Что ж… Это не мое решение, ваше сиятельство. — Хриплый с щелчком взвел курок. — Даю вам десять секунд на размышления. Если же нет… Думаю, господа офицеры сочтут за честь умереть первыми.

“Кольт” уставился на Юсупова. Потом сместился левее, еще левее… на мгновение замер напротив меня, заглянул прямо в душу черным и глубоким глазом дула… двинулся еще дальше и, наконец, остановился, нацелившись в грудь усатого генерала.

— Один, — начал считать Хриплый. — Два. Три…

Черт… Нет, так не пойдет!

Я стоял через одного человека в форме — но это не значит ровным счетом ничего. Урод может убить меня и последним, и вторым — когда закончатся отведенные пятнадцать минут. Рука Хриплого заметно подрагивала, он явно не хотел стрелять — но и выбора у него уже не оставалось. И если даже полиция прямо сейчас пойдет на приступ, если сам я уцелею, успею упасть на пол, откатиться, спрятаться прежде, чем…

Черт… Нет, так не пойдет. Думай, Горчаков, думай!

Я давал присягу. Уже поступил на службу ее императорскому величеству. Я даже не имел ничего против того, чтобы убивать за страну и корону — но умирать за них в мои планы определенно не входило.

Как и просто стоять и смотреть, как умирают другие.

— Четыре. Пять. — Не останавливая счет, Хриплый вдруг нервно усмехнулся, стиснул зубы и перевел трясущийся пистолет на меня. — Шесть. Семь. Восемь…

Глава 5

— Девять. Де…

— Постойте! — завопил я. — Нет, не надо, милостивый сударь!

Похоже, получилось достаточно убедительно. Настолько, что на меня тут же уставились все, кого я сам мог видеть. Усатый генерал с едва слышным вздохом разочарования. Юсупов — взглядом, полным презрения.

И Хриплый — с явным облегчением в глазах. Но пистолетом дернул вниз так, что я на мгновение удивился, как он до сих пор не проделал в ком-нибудь дырку величиной с кулак.

Видимо, стрелять в вооруженную охрану при штурме оказалось куда проще, чем примерить на себя роль палача.

Террористы за его спиной хором вздохнули и чуть опустили стволы. Впрочем, большая часть их все равно смотрела не на нас, а в сторону дверей. Всего зал для торжественных приемов насчитывал три входа — и полиция могла ворваться через любой. Я не удивился бы, окажись они уже совсем рядом — сирены на улице стихли, и городовые наверняка уже вовсю оцепляли дворец, выводили раненых, прислугу, опрашивали свидетелей, разбирались, что к чему… Может, уже разобрались. И, если еще не прислали парламентера — то ли пока ждали, то ли уже готовились к штурму… Вряд ли столичных городовых — даже лучших из них, элиту — учили, что следует делать в подобных случаях.

Еще сегодня утром дворец, в котором собрались несколько сотен родовитых Одаренных, казался самым безопасным и защищенным местом в мире.

— Вашему благородию есть, что сказать? — Хриплый поманил меня к себе пистолетом. — Вы готовы передать Госсовету наши требования?

— Да… То есть, не лично! — затараторил я, поднимая руки. — Но мой дедушка, князь Горчаков, Александр Константинович… Вы же знаете, кто это?

Примерно половину плана я придумал где-то между счетом “четыре” и “пять”. Но остальное приходилось изобретать на ходу — и от этого я запинался даже больше нужного.

— Наслышан.