Титус Гроун

Его покорность окончательно взбесила Барквентина. Естественным юношеским порывом было бы желание возразить или предложить свой вариант, но Стирпайк был исключением из общего правила. Именно эта странная услужливость озадачила старика, и он снова решил как следует ударить клюкой по столу. Удар получился даже звучнее предыдущего, но не произвел на Стирпайка никакого впечатления, что не ускользнуло от внимания архивариуса.

Указав на книги, Барквентин ядовито поинтересовался:

– Видишь? Как думаешь, что это за литература?

– Это – закон, – ответил юноша почтительно.

– Верно, черт тебя побери, – пробормотал секретарь. – Верно… – и тут же спохватился: – Что стоишь, как остолоп? Закон, закон… А что есть закон? Отвечай, будь ты проклят во веки веков! Я задал тебе вопрос!

Стирпайк думал только секунду, а потом отчеканил, на этот раз глядя Барквентину прямо в глаза:

– Закон – это судьба. Это судьба и предначертание.

Конечно, это был самый общий ответ, но придраться к нему все равно было нельзя. Верный ответ – правильный ход мыслей. А от правильного хода мыслей недалеко до повиновения Традиции. Это Барквентин знал твердо. Как точно ответил этот юнец: Судьба. Судьба Гроунов. Закон. Закон Горменгаста.

Впрочем, магическое слово «Гроун» не ассоциировалось в сознании архивариуса ни с одним из нынешних представителей этого древнего рода. Фамилия существовала как бы отдельно от ее носителей. И Барквентин считал, что служит не людям, а славе их фамилии.

Да, против традиции не попрешь. К примеру, семейный совет решил – в силу известных обстоятельств больше не продолжать поисков герцога. Но традиция требовала противоположного подхода: семьдесят шестой лорд Гроун должен быть найден живым или мертвым. Мертвым потому, что его останки должны были успокоиться на фамильном кладбище. Причем с соблюдением всех приличествующих тому ритуалов. И никакие деликатные обстоятельства не могут помешать этому. В то же время эти обстоятельства нельзя было не учитывать – все та же традиция вменяла в обязанность всем, имеющим к дому Гроунов хоть маломальское отношение, заботиться о ее репутации. Столкновение разных уровней вездесущей традиции, требующей выполнения противоположных вещей одновременно, привело старика в гнев и ужас. В самом деле, какие шаги предпринять дальше?

Но судьба все-таки улыбнулась новоиспеченному архивариусу: роясь в старинных книгах, он обнаружил ссылку на один случай, напоминавший недавнее происшествие. В свое время четырнадцатый лорд Гроун объявил своим наследником новорожденного сына, обставив при этом соответствующую процедуру кучей самых нелепых формальностей. После чего просто… исчез.

Барквентин возликовал – наконец-то! Наконец-то разрешится мучившая его дилемма, и он с честью оправдает свое существование, докажет всем, что не зря ест хлеб. А что до формальностей – то нет ничего невыполнимого. Итак, четырнадцатый лорд Гроун потребовал в свое время, чтобы кандидат в новые хозяева Горменгаста выплыл на середину озера, что у подножия горы, и выплыл не на чем в голову взбредет, а на сделанном из кедровых бревен плоту, при этом в правой руке юного наследника должен был зажат небольшой камешек, а в левой – веточка плюща. На шее мальчика непременно должна висеть суровая нитка с нанизанными на нее раковинами улиток. Видимо, четырнадцатый Гроун был большим фантазером, поскольку повелел, чтобы все близкие родственники наследника и их приближенные во время процедуры сидели на ветвях деревьев, что растут по берегам озера. Лишь в этом случае, гласили страницы ветхой книги, «герцогство» сможет «осенить чело отрока». Отступлений и вариантов не допускалось.

Барквентин криво ухмыльнулся и подумал – конечно, четырнадцатый Гроун был фантазером, но обладал известной долей дара предвидеть события. Таким образом, сценарий расписан до мелочей – теперь остается только следовать ему, а уж остальное – дело техники…

Барквентин опомнился – нашел время размышлять, когда Стирпайк с нескрываемым интересом смотрит ему в лицо. Неужели юнец догадался о снедаемых его сомнениях? Если так, то это плохо, очень плохо…

– Эй, хорек, – окликнул его старик, – ты дал очень точный ответ. Я бы даже сказал – блестящий. Судьба, предначертание – это очень точно. Кстати, паршивец, я забыл спросить твое имя. Как тебя зовут?

– Стирпайк, господин.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Ага, семнадцать? Да ты еще птенец желторотый. Итак, семнадцать, говоришь… – Старик с сомнением оглядел паренька, не зная, что бы еще такое сказать.

– Да, семнадцать, – подтвердил юноша.

Барквентин задумался – ему захотелось вспомнить, как он выглядел в семнадцать лет. Впрочем, думал архивариус, какое это имеет теперь значение. Он выглядит так, как должен выглядеть – старым и немощным. Время же не остановишь…

Разозлившись на собственную сентиментальность, сын Саурдаста отогнал неприятные мысли. Грозно поглядев на Стирпайка, он изрек: