Титус Гроун

Сумерки наступили быстро, а лорд стоял на балконе и смотрел, как слуги швыряют в огонь отвергнутые скульптуры. Он склонил голову, словно в знак траура, и молчал. Между тем в небе появлялась луна, костер догорал, и тут на одной из башен трижды ударил гонг – сигнал к началу церемонии вноса отобранных трех фигурок в Барельефный зал. Одетый в вышитую рубашку и раззолоченную безрукавку слуга с поклоном ставил на широкие перила балкона повелителя три отобранных тем фигурки – на обозрение толпе собравшегося внизу народа. А сам лорд, глядя на статуэтки, тихо, но властно вызывал из толпы простолюдинов мастеров, создавших радовавшие его глаз творения. Когда мастера, поеживаясь от волнения, робко становились прямо перед балконом, его сиятельство швыряло к их ногам три свитка – то были пергаменты тонкой выделки, где цветистым стилем и затейливо выведенными буквами значилось, что предъявитель сего свитка имеет высочайшее право покидать в полнолуние каждого нечетного месяца пределы города. Именно в указанные ночи, когда луна светила вовсю, выглянув в окно на южной стороне Горменгаста любопытствующий мог заметить трех счастливчиков, отправлявшихся куда им было позволено. Это нелегкое право они зарабатывали целый год, напрягая фантазию и кровавя пальцы в надежде восхитить герцога Гроуна.

Только так, и никак иначе, жившие за стенами цитадели могли выйти в окружающий мир.

Казалось, большой свет совершенно забыл резчиков по дереву – они могли всю жизнь провести в своем квартале, за стенами своих домов, и не видеть жизни. Только статуэтка, сделанная более искусно, чем другие, давала им право вспомнить детство и вдохнуть свежего воздуха. Конечно, порядок жизни не слишком приятный, но что делать, коли он установлен еще в старину, когда люди, как известно, были несравненно мудрее живущих ныне. Даже Неттель, восьмидесятилетний старик, живущий под самой крышей Арсенальной башни, помнил в самых ранних годах своей жизни церемонию отбора резных скульптур. Она была всегда… С тех пор много изысканных скульптур украсило интерьер Барельефного зала, но еще больше, подчиняясь заведенному порядку, обратилось в пепел под балконом его сиятельства…

Этот самый Барельефный зал занимал весь последний этаж северного крыла цитадели и находился всецело на попечении смотрителя по имени Ротткодд, который спал сутки напролет – все равно ему не оставалось ничего другого, поскольку почти круглый год в зал не входила ни одна живая душа. Спал Ротткодд в удобном гамаке, свитом из мягкой пеньковой веревки – гамак был подвешен в дальнем конце продолговатого зала, откуда отлично просматривалось все помещение. Тем не менее, несмотря на сонный образ жизни, Ротткодд отлично знал свое дело – в его владениях не было ни пылинки, он весьма тщательно надзирал за находящимися под его ответственностью скульптурами.

Вообще-то сами скульптуры не слишком интересовали смотрителя, но как-то он неожиданно для себя обнаружил, что искренне привязался к нескольким из них. В частности, с особой тщательностью Ротткодд стирал редкие пылинки с Изумрудной Лошади. Кроме Лошади, его любовью пользовались также черно-оливковая Голова и стоявшая рядом Пегая Акула. Впрочем, в вопросах чистоты Ротткодд был совершенно беспристрастен – все скульптуры блистали чистотой и служили безмолвным выражением ответственности этого человека за порученное дело.