Титус Кроу

Мои глаза были присоединены к мозгу, как и прежде (а сам мозг стал гораздо более походить на мозг), но теперь они были погружены в ямки из живой плоти, в рудиментарные глазницы. Кроме того, я увидел одинаковые, красные, обрамленные морщинистыми краями отверстия, к которым тонкими медными проволочками присоединялись металлические конусы: это были мои уши — по всей видимости. Еще был пищевод из гибкого пластика, сзади подхваченный первыми костями (а может быть, кости тоже были пластиковые?) позвоночника. Пищевод тянулся к черному, похожему на мешочек объекту — наверное, это был мой желудок. Имелись также легкие, печень и почки — все искусственные, и, похоже, они не работали. Эти органы свободно соединялись между собой волокнами, сотворенными то ли из синтетической протоплазмы, то ли из пластика. А там, где следовало бы находиться моему сердцу, располагалась конструкция из соединенных между собой пластиковых шариков. Их было пять, и они равномерно распределялись вокруг блестящего металлического ядра. Все это жуткое сочетание внутренностей, за исключением глаз на стебельках и металлических конусов, было погружено или плавало на поверхности большой прозрачной ванны, наполненной желтоватой жидкостью.

Вот так происходило мое преображение. Периодически я пробуждался, и робот демонстрировал мне последние физические достижения — самые последние шаги на пути к полному «комплекту». Мне казалось, что мой робот-хирург трудится с любовью и очень гордится своим искусством. Глядя в зеркало, я наблюдал за наращиванием частей своего тела, которое мало-помалу обретало форму. Шаг за шагом я возвращался к полному существованию в той лаборатории, и я восхищался каждой новой костью в моем полусинтетическом теле. А многие кости представляли собой пластиковые копии настоящих, поскольку настоящие разрушились без возможности восстановления. Я видел, как обретают форму мои руки и ноги. Ко мне начали возвращаться воспоминания — по мере того, как мой головной мозг восстанавливался естественным путем и с помощью операций. И все это время робот разговаривал со мной и объяснял, как это все произошло и как он собирал меня, словно головоломку по кусочкам, в своей лаборатории.

По всей видимости, мое катастрофическое падение на поверхность серой планеты было замечено роботом, который в это время совершал одиночную межпланетную экспедицию в поисках жизни! Его родная планета — мир подземных ульев и туннелей, напрочь лишенный какой бы то ни было органической жизни, — являлась пятой по счету от солнца в системе из шести планет и одиннадцати лун. Вот где я находился теперь — на пятой планете, а та, серая планета, на которую я рухнул с такой жуткой силой, была второй от солнца и находилась в шестистах восьмидесяти миллионах миль от центра системы. Робот перевез все части моего тела и корпус часов на свою родину. И тут он приступил к…

…Но в любом случае, мне повезло — нет, лучше я не стану приуменьшать значение случившегося. Это было поистине фантастически удачное совпадение — не только в том плане, что робот заметил, как я врезался в поверхность той серой планеты, но и в том, что сам он являлся, наверное, единственным механизмом в своей расе, который когда-либо…

…Однако T3RE — по всей видимости, благодаря годам раздумий и встроенной в него способности к бесконечным физическим и теоретическим экспериментам, — развил собственные идеи относительно органической жизни. Его гипотеза об органической жизни заключалась в том, что роботы с самого начала не существовали, а изначально были созданы высшими органическими существами, дабы оказывать им помощь. Короче говоря, пожалуй, этого моего друга можно было бы назвать механическим Дарвином!

Мало-помалу пришло время, когда меня уже невозможно стало отключать полностью и когда на управление T3RE стал отвечать только мой разум, мое мыслящее сознание. Означало это только одно: то, что мой мозг обрел целостность. Более того, почти наверняка сохранилась моя личность. Я мог надеяться, я мог видеть сны! И в те периоды, когда робот-ученый с любовью трудился надо мной — а в случае T3RE такое понятие, как любовь, совершенно уместно, хотя и не имеет ровным счетом никакого отношения к механике, — ему было необходимо полностью отключать мое сознание, дабы я не страдал от боли. В общем, в эти самые промежутки времени мне снились сны.

Очень часто мне снился один и тот же сон, и хотя основной антураж этого сюжета был мне давно знаком, теперь я точно осознавал, что все это мне только снится, что эти подсознательные ощущения — всего лишь картины из моего собственного сознания. В этих снах, в отличие от самого первого, отсутствовала телепатическая интенсивность. Безусловно, все происходило в гигантских хрустальных покоях, где восхитительная женщина-богиня, в хрупких, прозрачных одеждах плакала хрустальными слезами. А к ней из алькова, занавешенного туманными шторами, летели рокочущие мысли царственного колосса, восседавшего на троне. Эти сны мне не нравились.