Было около полудня. Мне помнится — мы проезжали по безлюдному району в нескольких милях восточнее Пенрита. Уже некоторое время Титус Кроу вел машину молча, пребывая в задумчивости. Краем глаза и сознания я впитывал пейзаж окрестностей. Машинально, как это частенько со мной бывает, я ухитрялся одновременно вспоминать о том, как у нас на глазах растворялся в воде гигантский монстр, и, как я уже говорил, озирать окрестности, как вдруг, без какой-либо причины мной овладела странная тревога.
Пейзаж был унылым. Крутые склоны гор с зубчатыми скалами справа от дороги, а слева — отвесная пропасть. Сама дорога была узкой и неровной. Впереди и позади ее закрывал туман, и по мере того, как мы продвигались на юг, туман, тянущийся к нам от гор, становился все гуще.
Только я успел ощутить некую зловещесть в виде за окошком машины, как заметил, что у меня разболелась голова. Головных болей у меня не было несколько месяцев — с того самого дня, когда к нам из Америки приехал Писли. Стоило мне подумать об этом — и я резко и ярко вспомнил предупреждение профессора: «…никогда не забывайте: они
— Титус! — громко выдохнул я. — Титус, какого черта? Куда ты едешь? Мы не этой дорогой собирались ехать. Мы должны были несколько миль назад повернуть и поехать поперек возвышенности, по шоссе A-шестьдесят девять к северо-восточному побережью!
Я с опаской посмотрел за окошко. С одной стороны — отвесная пропасть, с другой — столь же отвесные скалы, поднимавшиеся к самому небу. Вершины гор затягивал туман.
Кроу в ответ на мою неожиданную вспышку вздрогнул, нажал на тормоза и остановил машину. Покачал головой, сонно потер глаза.
— Конечно, мы должны были ехать по A-шестьдесят девять, — через пару секунд согласился он и озабоченно нахмурился. — Что за че… — вырвалось у него.
Он словно бы с ужасом о чем-то догадался.
— Де Мариньи… Кажется, я понимаю, почему в последнее время среди сотрудников Фонда стало настолько больше странных «несчастных случаев», самоубийств и смертей. Кажется, я понимаю, и думаю,
Только он успел произнести эти слова, как у меня волосы встали дыбом. Совершенно неожиданно земля под нашей машиной задрожала, и подземный рокот был слышен даже на фоне шума работающего мотора!
В следующее мгновение я, как ни стыдно в этом признаваться, громко вскрикнул, но Кроу уже успел взять себя в руки, отпустил ручной тормоз, включил заднюю передачу и дал газ. Машина резко отъехала назад. Кроу отреагировал на свою тревогу очень вовремя. В то же самое мгновение, когда «Мерседес» катился назад, на то место, где он стоял только что, со склона рухнул здоровенный валун в облаке мелких камешков и тонн земли. И в этот момент мы услышали (не ушами, конечно, а сознанием) зловещий, чужеродный напев, слишком сильно нам знакомый:
— Свернуть некуда, — еле слышно произнес Кроу, продолжая уводить машину назад. — Но если удастся отъехать подальше…
Его надежда и наши с ним безмолвные молитвы разбил туман. Он сгустился словно бы в ответ на какой-то адский призыв (и я вполне склонен верить, что так оно и было) и окутал нас со всех сторон.
— Боже мой! — ахнул я, а Кроу снова остановил машину.
— Ничего не вижу! — прокричал мой друг. Стена тумана встала за окошками, и лицо Кроу стало серым в этом мрачном свете. — Тебе придется выйти, де Мариньи, и притом быстро! Окна полностью запотели. Прижми ладонь к центру заднего стекла и отойди к середине дороги. Найди место, где я мог бы развернуть машину. Сможешь?
— Черт побери, попробую, — прохрипел я.
У меня во рту пересохло от страха, которому пока что не было названия.
— Придется не просто попробовать, — мрачно сказал мне друг, когда я открыл дверцу. — Если не получится… нам конец!
Я захлопнул дверцу, выскочил, пробежал назад и прижал ладонь к покрытому испариной заднему стеклу. Взревел мотор. Из открытого окошка в дверце водителя послышался крик Кроу: