Титус один

Исх.: № 1721536217

Дорогой мой Филби!

У меня тут молодой человек – бродяга и правонарушитель – чрезвычайно странный молодой человек, родом из Горгонпласта или какого-то столь же неправдоподобного места, и следующий неизвестно куда. Отзывается на имя «Титус», а иногда на «Гроан», хотя настоящее ли это имя или выдумка, сказать трудно.

Я совершенно уверен, что этот молодой человек страдает манией величия и что его следует держать под присмотром – иными словами, Филби, дружище, мальчик, говоря напрямик, спятил. Не найдется ли у тебя угла для него? Заплатить он, конечно, ничего не сможет, но вдруг да покажется тебе интересным и даже получит место в трактате, который ты пишешь. Как он там назывался? «Среди императоров»?

Ах, дорогой, какое это испытание быть Мировым судьей! Порой я дивлюсь – что с нами творится? Сердце человека – это нечто. Все зашло слишком далеко. И это уже нездорово. Тем не менее, я не хотел бы поменяться с тобой местами. Тебе-то приходится залезать во все это по самые уши. Я спросил у юноши, жив ли его отец. «Нет, – ответил он, – совы сожрали его». Как тебе такой ответ? Боюсь, придется его посадить. Что твой неврит? Черкни мне пару слов, старина.

Вечно твой,

Вилли.

Мировой судья поднял глаза от записки и посмотрел на Титуса.

– Вроде все верно, – сказал он. – И все же… вы кажетесь таким нормальным. Я хотел бы помочь вам. Что ж, попробуем еще раз – вдруг я ошибся.

– В чем? – спросил Титус, не отрывая глаз от Акрлиста, переменившего место и теперь сидевшего совсем близко к нему. – Что со мной не так, Ваша милость? Почему вы так на меня смотрите? Я заблудился, только и всего.

Мировой судья наклонился к нему.

– Расскажите мне, Титус, – расскажите о вашем доме. Вы говорили, что отец ваш скончался. А как насчет матери?

– Она была женщиной.

Этот ответ вызвал в зале гогот.

– Тишина, – рявкнул Секретарь суда.

– Я не хотел бы думать, что вы являете неуважение к Суду, – сказал Мировой судья, – но если дело пойдет так и дальше, мне придется передать вас господину Акрлисту. Ваша мать жива?

– Да, Ваша милость, – ответил Титус, – если не умерла.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Очень давно.

– Были ль вы счастливы с ней? Вы говорили, что убежали из дому.

– Я хотел бы снова встретиться с ней, – сказал Титус. – Мы виделись очень редко, она была слишком огромна для меня. Но убежал я не от нее.

– А от чего же вы убежали?

– От моего долга.

– Вашего долга?

– Да, Ваша милость.

– Долга какого рода?

– Моего наследственного долга. Я уже говорил. Я – последний в Роду. Я предал мое первородство. Предал мой дом. Я бежал из Горменгаста как крыса. Бог да смилуется надо мной… Чего вы хотите от меня? Мне все это до смерти надоело! Надоела слежка. Кому я причинил вред – кроме себя самого? У меня не в порядке документы, верно? Но также и ум, и сердце. Кончится тем, что я сам начну за кем-нибудь следить!

Титус, вцепившись руками в края барьера, взглянул Судье прямо в лицо.

– Почему, Ваша милость, меня посадили в тюрьму, как преступника? – прошептал он. – Меня! Семьдесят седьмого Графа, наследника Рода.

– Горменгаст, – промурлыкал Мировой судья. – Расскажите о нем побольше, мой мальчик.

– Что я могу рассказать? Он простирается во все стороны. Ему не видно конца. И все же, теперь мне кажется, что и у него есть границы. Солнце и луна освещают его стены так же, как в этой стране. Там водятся крысы, и бабочки, – и цапли. Трезвонят колокола. Там есть леса, и озера, и множество людей.

– Какого рода людей, милый мальчик?

– У каждого из них по две ноги, Ваша милость, – когда они поют, то раскрывают рты, а когда плачут, вода течет из их глаз. Простите, Ваша милость, я вовсе не намеревался острить. Но что я могу сказать? Я в чужом городе, в чужой стране, отпустите меня. Тюрьмы я больше не вынесу… Горменгаст тоже своего рода тюрьма. Место ритуала. Но я вдруг сказал ему «прощай».

– Да, мой мальчик. Продолжайте.