Титус один

Все они были подкуплены. Все имели отдаленное представление о том, что происходит в мастерских, сараях, складах и частных домах.

Впрочем, и распорядителей разнимало недовольство. Конечно, в сравнении с прочей толпой, они были людьми привилегированными, однако, если сравнивать их с Гепарой, тоже блуждали во тьме, добывая обманным путем обрывки разрозненных сведений и твердо зная только одно: весь этот многосложный хаос лишь мозгом Гепары сопрягается в некий гигантский замысел.

ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ

– Мне все время кажется, что с Титусом что-то неладно, – сказала Юнона. – Он снился мне этой ночью. Он в опасности.

– Он и был в опасности большую часть своей жизни, – отозвался Якорь. – Думаю, если бы ему ничто не грозило, он себе места не находил бы.

– Ты веришь ему? – после долгой паузы осведомилась Юнона. – Я никогда тебя об этом не спрашивала. Наверное, боялась ответа.

Якорь заведя кверху глаза, оглядел потолок предоставленного в их с Юноной распоряжение салона на девяносто девятом этаже. Потом снова откинулся на индиговые подушки. Юнона стояла у окна, царственная, как всегда. Чуть полноватый подбородок и тонкие морщинки, расходившиеся от глаз, нисколько не вредили ее красоте. Комнату заливал бледно-голубой свет, сообщавший странный оттенок копне рыжих волос Якоря. Издалека доносился рокот, схожий с шумом прибоя.

– Верю ли я ему? – переспросил Якорь. – А что это значит? Я верю в то, что он существует. Так же, как в то, что ты дрожишь. Ты не заболела?

Юнона обернулась к нему.

– Я не заболела, – прошептала она, – но заболею, если ты не ответишь на мой вопрос. Ты знаешь, о чем я спрашиваю.

– О замке его и родовитости? Это они не дают тебе покоя?

– Он такой мальчик! Такой чудесный мальчик! И всегда был ласков со мной. Как же мог он наврать мне, да вообще кому-либо? Что ты чувствуешь, когда слышишь это странное слово?

– Горменгаст?

– Да, Горменгаст. Ах, Якорь, милый. У меня так теснит сердце.

Якорь одним мягким движением встал и вразвалку приблизился к Юноне. Но не коснулся ее.

– Юноша не безумен, – сказал он. – Кем бы ни был Титус, он не сумасшедший. Если считать сумасшедшим его, так пусть тогда безумие овладеет всем миром. Нет. Выдумщик, это возможно. Почем знать, быть может, он – последнее достижение царства фантазии, предположений, гипотез, догадок, озарений, всего, что оплетено неистовой паутиной его воображения. Но безумец? Нет.

Якорь глядел на Юнону, насмешливо улыбаясь.

– Значит, ты не веришь ему, несмотря на все твои многословные речи! – воскликнула она. – Считаешь его лжецом! Ах, милый Якорь, что со мной происходит? Мне так страшно!

– Это все твой сон, – сказал Якорь. – Что тебе снилось?

– Я видела Титуса, – помолчав, прошептала Юнона, – он брел, пошатываясь, с замком на спине. Пряди темно-красных волос заплетались вокруг высоких башен. Он шел, оступаясь, и кричал… «Прости меня! Прости!» А за ним летели глаза. Только глаза, ничего больше! Целый рой. Они пели, плывя рядом с ним по воздуху, и зрачки их то расширялись, то сужались, в согласии с нотами, которые они выпевали. Ужасно. Понимаешь, они смотрели так пристально. Точно гончие, готовые вот-вот разорвать лису. И пели, не умолкая, так что по временам трудно было расслышать Титуса, кричавшего: «Прости же меня! Умоляю, прости!»

Юнона повернулась к Якорю.

– Пойми, он в опасности. Иначе, откуда этот сон? Я не успокоюсь, пока мы не отыщем его.

Она взглянула Якорю в лицо.

– Речь уже не о любви, – сказала она, – это прошло. Я рассталась с ревностью, с горечью. Их больше нет во мне. Титус нужен мне по другой причине… как и Мордлюк, и иные, кого я любила в прошлом. В прошлом. Да, так. Я снова хочу обладать прошлым. Без него я ничто. Просто болтаюсь, как пробка над глубокими водами. Быть может, мне не хватает отваги. Быть может, мне страшно. Мы думали, что сумеем начать жить заново. Но все мои мысли вертятся вокруг того, что ушло. Какая-то дымка в голове, золотистая пыль. Ах, милый мой друг. Милый Якорь. Где они все? И как мне быть?

– Пора отправляться на поиски, дорогая. Давай разгоним твоих призраков. Когда выступаем?

– Сейчас, – сказала Юнона.

Якорь поднялся на ноги.

– Сейчас так сейчас, – сказал он.

ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ

Он знал только, что находится высоко, в летательном аппарате; что на слова его никто не отвечает; что аппарат пребывает в движении; что негромко гудят моторы; что воздух пахуч и нежен; что далеко внизу раздаются по временам голоса и что рядом с ним находится некто, не желающий вступать в разговор.

Руки его были связаны сзади – с осторожностью, чтобы не причинить ему боль, но и настолько крепко, что сбежать он не мог. То же относилось и к шелковому шарфу на глазах. Шарф приладили так, чтобы он не доставлял Титусу никаких неудобств, однако и увидеть ничего не позволил бы.

Тому, что он вообще оказался в таком положении, можно было только дивиться. Когда бы не всегдашняя склонность Титуса присоединяться к чужим безрассудствам, он сейчас вопил бы, требуя свободы.