Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья

Ритуал рыцарского турнира с его тщательно отрепетированным боевым спектаклем олицетворял всю пышность тюдоровского двора. В мире, где одним из важнейших атрибутов монарха было королевское «величие», ключевую роль играла культура парадности, подчас доходившей до притворства. Драматизм присутствовал во всем. На пиршестве сама еда была призвана скорее удивлять, чем удовлетворять голод: по залу описывал торжественный круг то запеченный павлин с хвостом из собственных перьев, то мифическое существо «кокатрис» (передняя часть петуха соединялась с задней частью свиньи). Гости с нетерпением предвкушали, какими изощренными фантазиями поразят их воображение на этот раз, и отдавали должное хозяевам возгласами восторга и изумления.

В тот Прощеный вторник, после рыцарского турнира, главный советник Генриха, кардинал Уолси, устроил званый ужин в честь короля, его придворных и послов. Йорк-Плейс (позднее – дворец Уайтхолл), огромное лондонское имение Уолси, являл собой настоящее воплощение роскоши и расточительности. Очевидцы свидетельствовали, что в коллекции Уолси было столько баснословно дорогих гобеленов, что он мог полностью обновлять убранство дворцовых стен каждую неделю. Библейские сцены изображались на них столь же колоритно (во всех смыслах), как и сюжеты античной мифологии; сцены из повседневной жизни – охота и сбор урожая, любовные утехи и игра на лютне – переосмысливались и превращались в безвременные исторические картины. (Величайший гобелен, известный как «Триумф целомудрия над любовью» и восходящий к поэме Петрарки, по иронии судьбы в итоге оказался в коллекции короля.)

Во время трапезы бесконечное разнообразие мясных блюд сменялось изобилием овощных салатов и сыров. В конце концов, на подходе была унылая пора Великого поста, как бы искусно повара короля и кардинала ни умели готовить угрей, вяленую треску, морскую и пресноводную рыбу. Дальше гостей провожали в огромный зал, украшенный ветвями деревьев и дорогими восковыми свечами.

В глубине зала стоял зеленый деревянный замок – одна из тех роскошных причуд, которым суждено прожить всего один вечер и в которых так преуспел двор Тюдоров. Длинные списки королевской отчетности содержат детальные описания расходов на эти короткие, но полные драматизма постановки: на блестки и костюмы, на древесину и плотницкие работы. Всего несколько лет спустя в течение нескольких недель двор восхищался военным оснащением еще одного подобного замка-обманки, с восторгом постановив, что его «невозможно взять натиском, только измором». Современным эквивалентом таких представлений можно считать сценографию театральной постановки или павильон для кинопроизводства[3]. Но происходило это за полвека до того, как на Британских островах, в Лондоне, был построен первый театр. И хотя в церемониях и народных зрелищах того времени преуспевала в первую очередь церковь, для того чтобы принять новую, светскую религию рыцарства, нельзя было придумать лучшей сцены, чем королевский двор.

Замок венчали три башни, над каждой из которых развевалось знамя: на первом было изображено три повергнутых сердца, на втором – женщина, сжимающая в руке сердце мужчины, а на третьем – дама, крутящая мужское сердце в руках. Замок был одной из зрелищных «маскировок», олицетворявших либо опасность, от которой дам нужно спасать, либо само сердце дамы. Дамы, которые защищали крепость, выбрасывая из нее розы, фигурировали и в средневековом бестселлере о куртуазной любви – «Романе о Розе». Три башни замка занимали восемь женщин, одетых в белый атлас с вышитыми золотом именами: Красота и Честь, Милосердие и Щедрость, Постоянство и Упорство, Доброта и Сострадание – именно такими качествами должна была обладать идеальная галантная дама. Такие «живые картины» можно считать домашним эквивалентом рыцарского турнира – той же ареной для соревнований и демонстрации умений – с той только разницей, что главная роль здесь отводилась женщинам.

Перед замком, как комичные карикатуры, стояли еще восемь «дам» (мальчики-певчие из Королевской часовни, разряженные в «индийские» одежды) с такими именами, как Надменность и Ревность, Презрение и Черствость. Они замерли, готовые защищать Chateau Vert[4]. Потом в зале появились маски: переодетые лорды в золотых шляпах и синих накидках с именами, олицетворяющими рыцарские добродетели: Благородство, Юность, Верность, Учтивость. Их представитель, Страстное желание, был одет «с ног до головы в алый атлас с узором из горящих золотых факелов». Рыцари умоляли дам спуститься к ним, но Презрение и Надменность ответили отказом, и тогда Страстное желание отдал приказ к атаке.