Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Во время своего последнего заседания парламент учредил суд по приращению королевской казны, через который все доходы от роспуска монастырей – все ренты и десятины – проходили судебное рассмотрение и затем передавались короне. Другие тоже были не прочь заполучить свою долю добычи. Один вельможа писал Кромвелю, «умоляя посодействовать с каким-нибудь старым аббатством ввиду моих преклонных лет». Суд был учрежден весной 1536 года. По словам Томаса Кранмера, это был «мир Реформации».

8. Маленькая шея

7 января 1536 года Екатерина Арагонская скончалась. Отверженная и униженная мужем, отлученная от собственной дочери, она не знала счастья в последние годы жизни. В ее адрес звучали оскорбления, перемежавшиеся угрозами, однако ничто не могло заставить королеву поступиться убежденностью, что Генрих – ее законный супруг. Она упорно держалась за свою уверенность, в то время как мир вокруг нее изменился. Поговаривали даже, что король готовится обезглавить ее, но вряд ли монарх позволил бы себе совершить столь вопиющую ошибку. Своей дочери Марии Екатерина писала: «Он не допустит твоих страданий, если будешь остерегаться обидеть его»; подобные слова не свидетельствуют о снисходительности к королю. Она напутствовала дочь: «В чьем бы окружении ты ни оказалась, повинуйся приказам короля, будь немногословна и ни во что не вмешивайся». Мария не вмешивалась; она просто терпела. В тот период истории испанцы всегда ассоциировались со строгим соблюдением формальностей и самоконтролем; эти качества в Екатерине были развиты в высочайшей степени. В письме мужу, написанном за несколько часов до смерти, она умоляла его уберечь свою душу от страшных грехов, «коими вы ввергли меня в пучину несчастий, а себя – в пучину тревог». Она подписалась как «Королева Екатерина». Кое-кто подозревал, что королеву могли отравить, однако в действительности вокруг ее сердца впоследствии обнаружили раковую опухоль.

Услышав весть о ее кончине, король возрадовался. «Слава Господу, – воскликнул он, – война нам более не грозит!» Он опасался, что племянник покойной королевы Карл V может создать католическую лигу с Францией и папой против английского безбожника. На следующий день Генрих и Анна Болейн явились на бал в золотых одеждах.

Доподлинно неизвестно, откуда Мария узнала о кончине матери, однако эти новости спровоцировали у нее очередной приступ болезни. В очередной раз она столкнулась с угрозой в лице Анны Болейн. «Если у меня скоро, как я надеюсь, родится сын, – писала Анна, – то знаю, какая судьба ей уготована». «Она – моя смерть, – однажды сказала Анна, – а я – ее». Мария теперь осталась совсем одна, и в ее сознании зародилась мысль искать убежища в императорской семье ее матери в Брюсселе. Она обсудила с императорским послом возможность бегства через Ла-Манш, однако он настоял на осторожности и бдительности. Тем временем, по его словам, «она ежедневно готовилась к смерти». Положение, в котором оказалась Мария, было поистине несправедливым. При определенных обстоятельствах она могла считаться претенденткой на королевский престол. Противники нового религиозного порядка, к примеру, с радостью приветствовали бы ее как свою королеву. Со всех сторон ее окружала опасность.

В день похорон Екатерины, состоявшихся в церкви аббатства Питерборо 29 января, у Анны Болейн случился выкидыш – она потеряла мальчика; это стало еще одним звеном судьбоносной цепи, связавшей воедино обеих женщин. Анна оправдывалась, что виной всему потрясение, которое она испытала, получив известие о падении короля с лошади во время рыцарского турнира в Гринвиче; два часа он пролежал на земле без сознания. И все же король верил – или же предпочитал верить, – что за происшедшим стоит Божий Промысел. «Я вижу, – молвил король, по словам очевидцев, – что Господь не дарует мне детей-мальчиков».

Король вновь стал предаваться увлечениям. Обращаясь к императорскому послу, Томас Кромвель отметил, что «в будущем королю придется вести более нравственный образ жизни, чем до сих пор, – в праведном браке с его новой королевой». Министр, однако, поспешил прикрыть рукой улыбку, и посол заключил, что он мог говорить неправду. В действительности Генрих добивался расположения Джейн Сеймур, юной барышни из числа придворных дам самой Анны Болейн, чьи резкие черты лица унаследовал ее сын. Сообщалось, что Анна Болейн застала мужа с сидящей на его коленях девушкой и впала в ярость, однако возможно, что это лишь более поздние домыслы.

Посол рассказал и другую историю, намекающую на сложную ситуацию при дворе. Разговаривая с «братом нынешней возлюбленной короля», он стал свидетелем спора, в котором «король и Кромвель, казалось, обменивались гневными репликами, поскольку после долгой перепалки последний вылез через оконный проем, возле которого стоял король, под предлогом мучившей его жажды. И действительно, обуреваемый досадой, он присел на стоявший поодаль сундук, подальше от королевских глаз, и попросил чего-нибудь испить». В конце концов Генрих отправился его искать.