Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Монахини Ленгли, по свидетельствам членов королевской комиссии, «все до единой желали сохранить свой отшельнический образ жизни». Настоятельница обители «стара и немощна», а «другая инокиня, считай, юродивая». Однако и их не пощадили. Упразднение женских обителей принесло жителям близлежащих окрестностей неподдельное огорчение. Зачастую они играли роль гостиных домов для более влиятельных джентри. Леди Одли, к примеру, раньше посещала церковь в женском монастыре Ленгли вместе со своими двенадцатью собаками.

Обители служили центрами элементарного образования для благородных девиц, обучая их врачеванию, рукоделию, кулинарии, письму и рисованию. Великая эпоха женской духовности, воплощенная в таких исторических личностях, как Юлиана Нориджская[25], подошла к концу.

Осенью 1538 года мужские монастыри были ликвидированы. Все они располагались в пределах городов или их окрестностей, а сами монахи занимались активной миссионерской деятельностью, проповедуя среди народа. Всего насчитывалось 200 обителей, служивших домом для примерно 1800 послушников. Они не владели сколь-либо значительным состоянием или ценностями, однако власти сочли нужным, чтобы они тоже признали верховенство короля. Во многих случаях их покорность выражалась в признании себя виновными в неназванных «преступлениях и грехах». Иногда против них выдвигались более конкретные обвинения. Их уличали в занятиях черной магией. Общество монахов-августинцев в Лондоне сравнивали со стадом диких зверей в Шервудском лесу и утверждали, что они якобы сидят в пивной с шести утра до десяти вечера, «словно хмельные фламандцы»[26]. На самом деле главным их преступлением было сопротивление реформе. Среди монахов-францисканцев, в частности, звучали особо громкие голоса в поддержку Екатерины Арагонской. Некоторые монахи сменили рясы на светские облачения священника, другие вернулись в мирскую жизнь. Впрочем, Томас Кромвель повстречался с одним монахом, по-прежнему носившим старые одеяния. «Если до часу мне доложат, что ты так и не сменил эти одежды, — предупредил он его, — тебя тотчас же вздернут на виселице в назидание другим».

Роспуск монастырей повлек за собой уничтожение хранившихся в них святынь и реликвий. «Милосердное распятие» из аббатства Боксли в графстве Кент являлось одним из таких предметов религиозного почитания. Поборникам новой веры оно было известно как Дагон из Ашдода или Вавилонский Бэл. Реликвия представляла собой деревянное распятие с фигурой Иисуса Христа, голова и глаза которого могли двигаться; в некоторых случаях все тело на кресте начинало дрожать, демонстрируя, что молитвы верующих услышаны. К этому чудотворному изваянию стекалось множество паломников с подношениями. Человек по имени Партридж заподозрил обман и, обследовав распятие, продемонстрировал всем внутренние пружины, приводившие в движение фигуру Христа. Крест привезли в Лондон, разломали на мелкие части и бросили их толпе возле собора Святого Павла.

Летом 1537 года с широко почитаемой статуи Богоматери Вустерской сорвали все одежды и драгоценности и обнаружили под ними истукан раннесредневекового епископа. Изображения Девы Марии снимали со святынь в Ипсвиче, Уолсингеме и Кавершеме; на телегах их свозили в Смитфилд и сжигали. Святая кровь аббатства Хэйлз, которую в народе считали кровью самого Христа, оказалась смесью меда и шафрана. Епископ Солсбери Николас Шэкстон призывал к уничтожению всех «смердящих башмаков, замызганных расчесок, обносившихся стихарей [церковных одеяний], трухлявых поясов, истерханных [ветхих] кошелей, бычьих рогов, локонов волос, грязного шмотья и деревянных чурбанов под видом обломков креста Господня…». Некоторое время спустя вышел указ, запрещавший «целовать и облизывать» мнимые священные изваяния.

Это была всего лишь прелюдия к величайшему акту уничтожения или осквернения в истории Англии. Гробница святого Томаса Бекета[27], пожалуй, превосходила все другие подобные святыни в мире по своему богатству. Чистейшее золото было наименее дорогим из ее материалов, а Эразм Роттердамский писал, что «вся она сияла, сверкала, искрилась редкими и невероятно крупными драгоценными камнями, размером порой превышавшими гусиное яйцо». Она представляла собой сокровищницу религиозного поклонения, чудодейственную и магическую святыню. Теперь ее разобрали на части, а драгоценностями и золотом нагрузили деревянные сундуки и отправили в Лондон на двадцати шести повозках, запряженных волами. Из одного массивного рубина, подаренного святому французским королем Людовиком VII, ювелиры сделали кольцо, которое Генрих впоследствии носил на большом пальце руки.