Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

В тяге к учению с Эдуардом могла соперничать и другая единокровная сестра, имевшая особый талант к языкам. Елизавета с легкостью овладела греческим и латинским, изучая первый по утрам, а второй — днем; позднее, во время своего правления, будучи по меркам того времени женщиной преклонных лет, она восхитила своих придворных импровизированной речью на латыни. Она изучала испанский, итальянский, фламандский и немного — уэльский. В семнадцать лет она вручила своей мачехе собственный перевод с французского длинной поэмы Маргариты Наваррской «Зерцало грешной души»; английский текст насчитывает двадцать семь страниц. Роджер Ашем, главный наставник Елизаветы, сообщал, что в возрасте шестнадцати лет «склад ее ума лишен женской слабости, и она обладает истинно мужской способностью к прилежанию. Нет смекалки более догадливой, памяти более цепкой, чем у нее…». Джейн Дормер, подруга детства принца Эдуарда, поделилась менее оптимистичной оценкой молодой девушки: в двенадцать или тринадцать лет Елизавета «горделива и надменна». Перед нами, таким образом, прекрасный образец двух молодых леди, получивших гуманистическое образование, которое могло составить конкуренцию любой школе или университету. Это был не уникальный случай — Томас Мор точно так же занимался обучением своих дочерей, — однако для того времени весьма не характерный.

Но семейную идиллию вскоре потревожили религиозные противоречия. Сам Генрих по-прежнему активно занимался вопросами веры. Появившись в парламенте в конце 1545 года, он обратился к собранию с речью о разногласиях в королевстве и внезапно разрыдался. «Я слышал, — сказал он, — что основа основ нашей религии, милосердие человека к человеку, превратилась в соляной столп, ибо никогда еще не было большего разлада и нелюбви человека к человеку, чем ныне… одни называют себя папистами, другие — лютеранами, третьи — анабаптистами; имена от лукавого…» Затем он заявил: «Мне горестно знать и слышать, как дерзновенно сей драгоценный камень, Слово Божие, толкуется, рифмуется, поется и смакуется на все лады в каждой таверне и пивной».

Сам Кранмер переосмысливал свои самые сокровенные убеждения. В этот переходный период, в ходе продолжительных и методичных исследований и размышлений, архиепископ отказался от идеи пресуществления, путем которого хлеб и вино прелагаются в тело и кровь Христову. Впоследствии он пришел к мысли о том, что таинство совершается в сердце самого причащающегося, который претерпевает духовную метаморфозу с принятием Святых Даров. Все текло, все изменялось.

Дискуссии и прения вовлекали более язвительные и пытливые умы. Генрих стремился вернуть первозданную католическую церковь, избавленную от ее чудовищных предрассудков; он также хотел создать национальную церковь под своим верховенством. В итоге, однако, получился хрупкий и в известной мере противоречивый институт. То обстоятельство, что английская церковь в корне изменилась после его смерти, свидетельствует о хрупкости этого института. Новая литания на английском языке была напечатана летом 1545 года, однако месса и другие церковные службы по-прежнему проводились на латыни. В том же году законопроект против еретиков, самый суровый за всю историю, был отменен палатой общин в парламенте, став очередным свидетельством раскола. Церемонию «поклонения Кресту Господню» в Страстную пятницу упразднили в начале 1546 года. Когда Кранмер намерился отменить все церемонии, включавшие использование колоколов и распятий, король поначалу согласился, но потом одумался и изменил решение. Он по-прежнему хотел сохранить образ правоверного монарха в глазах французского короля и императора и даже вел с ними переговоры.

После сорванной военной кампании стало очевидно, что Франции и Англии придется общаться на равных, вместо того чтобы напрасно тратить еще больше сил на пустые угрозы и их отражение. Так начался процесс дипломатических переговоров, которые Генрих язвительно прозвал «толкованиями». Своего посла он напутствовал: «Неукоснительно стой на своем и никоим образом не снисходи до компромиссных условий, пока не станет доподлинно ясно, что они скорее отвергнут договор, чем согласятся на наши требования». Это была игра уловок, нюансов и маневров в атмосфере взаимной подозрительности и недоверия. Итогом переговоров стало Ардрское соглашение, подписанное летом 1546 года, по которому Генрих оставлял за собой Булонь на восемь лет, с последующим возвращением ее Франции за сумму в два миллиона экю[39]. Это соглашение было последним, которое Генрих подписал в своей жизни.