Тюдоры. «Золотой век»

В общем, Джон Хокинс чувствовал себя совершенно в своем праве, когда шторм загнал его флотилию в испанский порт Сан-Хуан-де-Улуа, близ Веракруса. Но через пару дней в море показался испанский «серебряный флот» – тринадцать торговых судов, груженных добычей из серебряных рудников в Перу и сопровождаемых двумя военными кораблями. Эскадра шла под командованием важного лица – вице-короля Новой Испании дона Мартина Энрикеса. Дело запахло порохом, но дон Мартин пообещал выпустить англичан из гавани, если они дадут ему войти в порт. Юридически тут не о чем было и говорить – порт был испанским, – но на всякий случай дон Мартин Энрикес добавил, что если англичане попробуют его не впустить, то он войдет в гавань с боем. В итоге обе флотили оказались в одном порту. Английские и испанские корабли стояли там буквально борт о борт, а на берегу тем временем стягивались войска.

Хокинс протествовал, писал лично вице-королю, послал к нему хорошо говорившего по-испански шкипера с «Иисуса из Любека» – ничего не помогало. Тогда Хокинс решил собрать на борт всех своих людей, что были на берегу в портовых кабаках – по указанию губернатора их там усердно потчевали вином.

Узнав о приказе Хокинса о сборе, дон Мартин подал своим командирам давно уж условленный сигнал об атаке. В гавани шириной примерно метров в 700–800 началось сражение между двумя десятками кораблей, стоявших впритирку друг к другу. Хокинс, несомненно, погиб бы вместе со всем своим отрядом, если бы удачный пушечный выстрел с одного из его судов не угодил в пороховой погреб вице-адмиральского корабля испанской эскадры. Взрыв уничтожил и судно, и три сотни человек на нем – а Джон Хокинс, бросив «Иисуса из Любека», перебрался со всеми, кого мог собрать, на маленький «Миньон» и вырвался из порта. Его корабли «Ангел» и «Ласточка» оказались потоплены, остальные захвачены, «Миньон» оказался перегружен людьми, и больше сотни из них пришлось высадить близ гавани Пануко (ныне – Тампико). В общем, когда Джон Хокинс прибыл наконец в Англию, ему пришлось отчитаться там о больших потерях и о больших убытках. Как оказалось, пленных англичан испанцы собирались или повесить как пиратов, или сжечь как еретиков – и немалое их число действительно встретило либо ту, либо иную участь, все зависело от того, кто успевал добраться до них пораньше – светские власти или инквизиция.

Однако когда страсти немного улеглись, тех, кто еще уцелел, отправили рабами на плантации или на королевские галеры. Но в плен все-таки попали не все – из Сан-Хуан-де-Улуа, кроме «Миньона», сумело выбраться и еще одно английское судно, «Юдифь». Им командовал родственник Хокинса, очень толковый моряк и прекрасный командир.

Звали его Фрэнсис Дрейк.

Глава 23 Мятежи и заговоры, 1569–1572

I

И лихость, с которой английские корсары действовали в испанских колониях, и изобретательность, с которой английские юристы толковали вопросы банковского кредитования, – все это стояло на одном прочном основании: и те и другие знали, что королева Елизавета их не накажет.

Из официально «… дружественных, но слегка холодных…» отношения Англии и Испании становились настолько холодными, что к ним, пожалуй, подошел бы термин, до изобретения которого оставалось еще добрых четыре века, – «… холодная война…».

И тем не менее Испания протестовала, конечно, и в довольно резких выражениях – но дипломатических отношений с Англией не разрывала. Почему же Филипп II, глава дома Габсбургов, перед лицом таких явных провокаций тем не менее прибегал не к мечу, а к дипломатии? Спектр ответов на данный вопрос довольно широк и колеблется между трезвым «… не хватало войск и ресурсов…» и романтическим «… нежеланием воевать против королевы, к которой когда-то чувствовал любовь…».

Версию о «… незабытой любви…», пожалуй, надо отложить в сторону сразу, а вот идея, связанная с нехваткой войск и ресурсов, действительно заслуживает серьезного рассмотрения. Правление дона Филиппа началось с государственного банкротства – казна Испании прекратила свои нормальные платежи. Это, собственно, и послужило причиной внезапного мира между Францией и Испанией, заключенного в 1569 году, – финансы Франции были в столь же плачевном состоянии, так что обе стороны пришли к соглашению очень быстро.

Как бы то ни было, но дон Филипп унаследовал от отца не только огромные владения [37], не только лучшие в Европе испанские войска, но и огромный, сокрушающий государственные финансы долг в 20 миллионов дукатов золотом – это притом, что доходы составляли сумму примерно в шесть раз меньшую, не более 3 миллионов в год. При этом свернуть военные операции и тем самым резко сократить военные расходы он не мог. Мир с Францией не прекратил ни войны с Турцией на Средиземном море, ни трудностей в Нидерландах.