Тюдоры. «Золотой век»

Морозов оговаривается, что сумма скорее всего была много меньше и что насчет «…сидения в уголке…» – это предположительно. Еще бы не предположительно, как мы видели выше, М. М. Морозов сам пишет, что никаких сведений о Шекспире в письмах графа не отыскалось. Но никакой актер в кругу друзей графа Саутгемптона не был замечен вообще – никем никогда.

А дальше актер-Шекспир решил, что его место с народом, и стал писать пьесы для народного театра? По тем временам оплата такого рода деятельности сильно разнилась в зависимости от того, ставилась ли пьеса при дворе (или у кого-то из знати для частного развлечения), или она ставилась в одном из публичных театров Лондона. За придворную «маску», как называлось представление, автору платили 40 фунтов. За городскую постановку – от 5 до 7 фунтов.

Откуда мы знаем про такие расценки? От M. M. Морозова. Более того, они подтверждаются и из английских источников. Так почему же автор/актер Шекспир ушел с таких богатых хлебов, как круг друзей-придворных, в театр вроде «Глобуса»? Может, его прогнали? Вроде бы нет – в 1609-м в свет вышли сонеты Шекспира, и их адресатом единодушно считается граф Саутгемптон. Значит, ссоры не было? Почему же связь оказалась как бы расторгнутой? M. M. Морозов твердо говорит – Шекспир хотел быть ближе к народу…

Странно, правда?

Глянем еще разок на поэму – первое опубликованное произведение Шекспира.

Она была подписана «Shake-Speare», «Потрясающий Копьем». M. M. Морозов говорит нам, что это все ерунда – Кристофер Марло, современник Шекспира, подписывался на дюжину разных ладов, правописание не устоялось. Он прав. Но вот о том, что псевдонимы того времени, как правило, писались через дефис, он нам не сообщает. Пойдем дальше? Первое полное Фолио сочинений Шекспира вышло в свет в 1623 году, лет через 7 после смерти актера-Шекспира, с потрясающей по силе эпитафией Бена Джонсона.

При этом при жизни Шекспира они не больно-то дружили, смерть поэта прошла не замеченной ровно никем – а вот Джонсону потом, после издания Фолио, заплатили очень даже хорошо, целую 1000 фунтов. Почему? Непонятно, неясно, загадочно и так далее…

Рукописей Шекспира нет. Вообще никаких. Есть пиратские издания, записанные стенографами, есть актерские копии с пометками режиссуры – и ни единого автографа. Почему?

Джонсон говорит что-то неясное о «…Высоких Покровителях…» – но не роняет ни единого словечка по поводу того, откуда он взял тексты, попавшие в Фолио, кто оплатил очень дорогое издание и так далее… Почему?

Ну, и так далее – таких недоуменных «почему» можно поставить добрую дюжину…

V

Самые большие сомнения вызывал единственный известный нам документ, если не написанный, так хоть подписанный Великим Бардом, – его завещание. Например, в завещании Шекспира расписано с подробностями, кому должна достаться его «…вторая по качеству кровать…». Друзьям отписана некая малая сумма на то, чтобы заказать себе кольца в память покойного.

Бен Джонсон в списке друзей не упомянут…

Завещание написано очень и очень хозяйственно – завещатель хочет и с того света контролировать свои деньги, и порядок наследования расписан чуть ли не до седьмого колена. При таком заботливом отношении к имуществу почему-то оказывается, что дочери Шекспира практически неграмотны – старшая с трудом, но попыталась расписаться, а младшая, Джуди, «…приложила знак…».

Подпись завещателя поставлена нетвердой, дрожащей рукой, к письму вроде бы непривычной. Каноническая теория объясняет это тем, что Шекспир был уже очень болен. Возможно…

О рукописях в завещании нет ни слова, хотя их издание принесло бы сумму, раз так в 5–6 большую, чем все движимое имущество завещателя. Почему они не упомянуты? Это утверждение легко проверить – изданное в 1623 году Фолио стоило по сотне фунтов за копию, а отпечатали их больше тысячи. Шекспир не подозревал, что его рукописи имеют коммерческую ценность?

В опись имущества не внесена ни единая книга – почему? Актер целиком полагался на память, на библиотеки своих друзей-аристократов, на рассказы моряков в пабе, куда он ходил? Неясно, непонятно, таинственно и так далее…

Больше всего людей, читавших завещание, задевала какая-то неприятная хозяйственность документа. Перед глазами представал мелкий собственник, эдакий куркуль-мироед. Где тот гордый дух, который создал «Гамлета» и «Короля Лира»? Зигмунд Фрейд говорил, что автор завещания и автор творений Шекспира не мог быть одним и тем же человеком – такое вот у него сложилось впечатление. Ну, впечатление – не документ, к делу не пришьешь…

Величайший политический ум Ренессанса, Никколо Макиавелли, замышлял на подкопленные было деньги завести у себя на ферме курятник и даже пытался торговать дровами. Его бессовестно надули, и тем дело и кончилось…

Так что понятно, что и гению надо есть и пить, и хозяйственные заботы должны быть ему не чужды. Это все, конечно же, было известно давно, и А. Аникст, человек в шекспироведении известный, пишет в очень теплых тонах следующее: