И епископ Винчестерский, Стивен Гардинер, представил Томаса Кранмера королю – и тот немедленно поручил ему провести изыскания книг и документов, необходимых для обоснования Великого Дела Короля, – посольской миссии к папскому двору требовались аргументы. Таким вот образом сорокалетний скромный ученый, привыкший к тиши библиотек, вдруг оказался на королевской службе, да еще в самой гуще политической борьбы.
Ни Томас Кранмер, ни король Генрих, ни Стивен Гардинер, и вообще никто не мог и подозревать, какие огромные последствия для английской Церкви будет иметь это вот обычное рабочее подключение нового сотрудника, по натуре своей тихого и скромного интеллектуала, к процессам государственной деятельности Англии. Не в первый и не в последний раз в истории самый, в общем-то, обычный шаг приводит к огромным и, как правило, непредвиденным последствиям.
Но будущее, как известно, знает только Бог.
III
Посольство к папскому двору, возглавляемое Томасом Болейном, свежеиспеченным графом Уилтширом, прибыло в Болонью с богатым набором подарков и заманчивых предложений Папе Римскому – конечно, только в том случае, если папа Климент «…
Более того – император пожелал присутствовать при встрече понтифика и английских послов, и отказать ему не посмели. Это было нехорошим знаком и сразу отразилось на ходе переговоров. В силу каких-то не вполне понятных причин император Карл V испытывал к королю Генриху VIII сильнейшую антипатию. Дело было не в том, что он испытывал к своей тетушке, Катерине Арагонской, такие уж нежные чувства. Он и мать-то свою, Хуану Безумную, знал очень мало, и вовсе о ней не заботился, и совершенно не препятствовал разводу другой своей тетки, жены короля Дании, которую ее муж отверг примерно на тот же манер, что и король Генрих.
Но с королем Дании Карл V общался крайне редко, а вот с королем Англии Генрихом VIII – довольно часто. Как-никак Карлу V сватали в свое время в жены его дочь, Марию Тюдор.
И император, поговорив со своим будущим возможным тестем несколько раз лицом к лицу и обмениваясь с ним письмами на регулярной основе, нашел его невыносимо наглым и заносчивым субьектом, надутым глупцом, одержимым манией величия и превосходства.
А поскольку для политических раскладов он был ему не нужен, Карл Пятый дал волю своим личным чувствам и делал все от него зависящее для того, чтобы отравить королю Генриху жизнь.
Как только глава английского посольства Томас Болейн начал свою речь, император оборвал его на первых же словах.
«
В общем-то, слова о заинтересованной стороне были очень невежливы и даже, пожалуй, намеренно грубы – но они были вполне справедливы. Не очень-то умно было со стороны короля Генриха ставить во главе посольства Томаса Болейна, отца той самой дамы, ради которой и было затеяно дело о разводе. Но король искал не самого лучшего, а самого ревностного – а уж в усердии Томаса Болейна в данном деле он был более чем уверен. Ну, Томас Болейн за словом в карман не полез. Он сказал, что прибыл в Италию не как отец, надеющийся найти для своей дочери милость и покровительство, а как представитель короля Англии. И его государь, король Генрих, надеется на поддержку императора в своем справедливом деле, но, если и не получит его, будет продолжать стремиться к добру и благу независимо от наличия или отсутствия этой поддержки. Король готов выплатить 300 тысяч крон[11]
– то есть всю сумму приданого королевы Катерины, уплаченного Испанией по ее замужеству, – и обеспечить Катерине Арагонской в качестве вдовы ее покойного мужа, принца Уэльского, Артура Тюдора, все те блага и весь тот почет, который ей следует.Предложение, собственно, было вполне разумным. Катерина Арагонская получала как бы почетную пенсию, император – очень нужные ему наличные деньги, а король Генрих получал наконец свой развод, столь ему вожделенный.
Карл V предложение отверг. Он сказал, что он «…
Но статус сторон был глубоко неравен.