Тюфяк

- Очень хорошо! Отлично! Вы думали меня испугать - ужасно испугалась, я одна поеду.

Павел ничего не отвечал.

- И непременно поеду. Нарочно, знал, что мне хочется, выдумал предлог, какого совсем нет.

- Предлог у вас перед глазами, Юлия.

- Никакого у меня нет перед глазами предлога, а есть только ваши выдумки... Я одна поеду.

Проговоря это, Юлия вышла в угольную и, надувши губы, села на диван. Спустя несколько минут она начала потихоньку плакать, а потом довольно громко всхлипывать. Павел прислушался и тотчас догадался, что жена плачет. Он тотчас было встал, чтоб идти к ней, но раздумал и опять сел. Всхлипывания продолжались. Герой мой не в состоянии был долее выдержать свой характер: он вышел в угольную и несколько минут смотрел на жену. Юлия при его приходе еще громче начала рыдать.

- О чем же вы плачете? - спросил он.

- Всегда напротив, - говорила сквозь слезы Юлия, - если бы я знала, я просила бы папеньку. Как я поеду одна? Зачем же я делала платье? Вечно с вашими глупостями; я не служанка ваша смеяться надо мной; поутру сбиралась, а вечером сиди дома!

- Ах, как вы малодушны!

- Сам ты малодушен - тюфяк!

Павел улыбнулся и сел около жены, но Юлия отодвинулась на другой конец дивана.

- Не извольте садиться около меня... неблагодарный... вчера что вечером говорил?

- Я и теперь скажу то же.

- Очень нужны мне твои слова, притворяется туда же: умереть для вас готов, а съездить на вечер не хочется!

- Как вы несправедливы ко мне. Что, если мы поедем, а матушка умрет, что даже посторонние скажут? С какими чувствами мы будем веселиться?

- Вот прекрасно - с какими чувствами! Не прикажете ли все сидеть да плакать? Подите вон: видеть вас не могу! Наказал меня бог, по милости папеньки. Наденька теперь, я думаю, уж совсем оделась. - При этих словах Юлия снова залилась слезами и упала на подушку дивана.

- Юлия! Это ведь смешно - вы ребячитесь, - сказал Павел, подходя снова к жене.

- Отойдите от меня! - вскрикнула Юлия, оттолкнув мужа рукой, и продолжала плакать.

Павлу жаль было жены: он заметно начал сдаваться.

- Не плачьте, Юлия, я поеду, - проговорил он.

Юлия не унималась.

- Я поеду, я пойду сейчас бриться. Ну, вот видите, я пошел бриться, говорил Павел и действительно пошел в залу.

По уходе мужа Юлия тотчас встала и отерла глаза.

"Дурак этакой, - говорила она про себя, глядясь в зеркало, - вот теперь с красными глазами поезжай на бал - очень красиво!"

Муж и жена начали одеваться. Павел уже готов был чрез четверть часа и, в ожидании одевавшейся еще Юлии, пришел в комнату матери и сел, задумавшись, около ее кровати. Послышались шаги и голос Перепетуи Петровны. Павел обмер: он предчувствовал, что без сцены не обойдется и что тетка непременно будет протестовать против их поездки.

- Батюшки мои! Что это у вас наделалось? - говорила Перепетуя Петровна, входя впопыхах в комнату и не замечая Павла. - Господи! Она совсем кончается... Матушка сестрица! Господи! Какой в ней жар! Да был ли у нее лекарь-то?

- Лекарь был, тетушка, - произнес Павел.

Перепетуя Петровна, наконец, заметила племянника.

- Что, батюшка, - сказала она, - уморил матушку-то? Дождался этакого счастия? Смотри, каким франтом, модный какой!.. На какой радости-то?.. Что мать-то умирает, что ли?

Павел не смел объявить тетке, что он едет в собрание. Но Перепетуя Петровна сама догадалась.

- На бал, что ли, они куда едут праздновать кончину матери? - спросила она, обращаясь к ключнице.

Марфа молчала.

- На бал, что ли, едете с супругой-то? - продолжала она, обращаясь к Павлу.

- Нас звали, тетушка, на дворянский бал.

- Да что, Павел Васильич, с ума, что ли, вы сошли, помешались, что ли, вы совсем с своей благоверной-то? Царица небесная! Не позволю вам этого сделать, не позволю срамить вам нашего семейства! Извольте сейчас раздеваться и остаться при матери, и жену не пускайте. Что такое? На что это похоже? Вы, пожалуй, и на похороны-то цыганский табор приведете - цыгане этакие... фигуранты! Только по балам ездить! Проюрдонитесь еще, по миру пойдете! Много отвалили за женушкой-то? В кулаке, я думаю, все приданое унесешь! Не смейте, сударь, ездить!

Старуха в это время застонала.

- Матушка моя! Голубушка! И ты мучишься - как не мучиться, видя этакую неблагодарность и бесстыдство! Мое не такое здоровье, да и то в груди закололо.

В это время в комнату вошла совсем одетая Юлия. Увидев тетку, она нахмурила брови и даже не поклонилась ей, но обратилась к мужу.

- Что ж? Поедем, пора!

Павел решительно не знал, что делать. Перепетуя Петровна вся вспыхнула.

- Нет, не пора и не может быть пора, потому что у него мать умирает.

Юлия сделала гримасу и продолжала натягивать французские перчатки.

- Велите подавать лошадей, - сказала она стоявшей тут горничной.

- Велите отложить лошадей, - перебила Перепетуя Петровна, поднимаясь со стула и придя в совершенный азарт. - Павел Васильич! Что ж вы молчите? Велите сейчас отложить лошадей. Останьтесь дома и оставьте и ее: она не смеет против вашего желания делать!

Юлия взглянула на Перепетую Петровну и залилась самым обидным смехом.