Тюфяк

- А теперь что же? - спросила Юлия.

- А теперь еще лучше - честное слово! Знаете что, сестрица, признаться вам? - продолжал Масуров.

- В чем признаться?

- Я в вас влюблен.

- Право? Отчего же вы давно мне этого не скажете? Бедненький! Мне вас очень жаль.

- А вы, я думаю, кузина, меня терпеть не можете?

- Напротив; вы сами у нас никогда не бываете.

Юлия Владимировна любезничала с Масуровым для того, чтобы досадить Бахтиарову, но, к вящему ее мучению, заметила, что тот почти не обращает на нее внимания и разговаривает вполголоса с Лизаветой Васильевной. Ей очень хотелось к ним прислушаться. Но голос Михайла Николаича заглушал все их слова.

Юлия справедливо желала послушать разговор Бахтиарова с Лизаветой Васильевной, который был весьма многозначителен.

- Я не мог исполнить своего слова и не видеть вас, - говорил вполголоса и с чувством Бахтиаров.

- Вы, верно, приехали к мужу, - отвечала тоже вполголоса Масурова.

- Нет, я приехал вас видеть.

- Merci.

- Позвольте мне опять бывать у вас, видеть вас хоть ненадолго, хоть на минуту.

- Как вы смешны, Бахтиаров!

- Чем же?

- Тем, что - говорите теперь...

Бахтиаров насупился. В это время на него взглянула Бешметева.

- Monsieur Бахтиаров, есть с вами лошадь? - спросила она.

- Есть, - отвечал тот.

- Довезите меня до дому - я пешком.

Бахтиаров несколько минут думал.

- С большим удовольствием, - отвечал он и отошел от Лизаветы Васильевны.

Здесь я должен заметить, что Юлия решилась на опасную и не весьма приличную поездку с Бахтиаровым с целью досадить Лизавете Васильевне. Тот, с своей стороны, согласился на это с удовольствием, имея в виду окончательно возбудить ревность в Масуровой.

После вышеописанной сцены всем сделалось как-то неловко: Лизавета Васильевна потупилась; Бахтиаров сел поодаль и продолжал по временам взглядывать на нее. Юлия была в тревожном состоянии и едва могла выслушивать любезности Масурова, который уверял ее, что он никому в мире так не завидует, как Павлу. Через четверть часа Юлия уехала вместе с Бахтиаровым. Масуров очень просил было взять его с собою и позволить ему встать на запятки; но запятки были заняты лакеем. М-me Бешметева села в экипаж, почти не помня себя от ревности. В противном случае, как я уже и прежде успел заметить, она никак бы не позволила себе сделать подобного неосторожного поступка.

- И после этого вы скажете, что у вас ничего нет с Масуровой? - сказала она, схватив своего обожателя за руку и крепко сжав ее.

- Что же такое у меня с ней?

- Как что? Зачем ты сегодня к ним приехал?

- Так, от нечего делать.

- Послушай, зачем ты меня обманываешь? Если не любишь, скажи мне прямо. Что у тебя за желание терзать и мучить бедную женщину, которая тебя боготворит?

После этих слов Юлия принялась потихоньку плакать.

- Перестаньте, Юлия; вы до безумия ревнивы, - говорил Бахтиаров. Пойдемте, мы приехали.

Бешметева опомнилась.

- Где мы? - спросила она, заметив, что это был не их дом.

- Выходите, madame, - говорил вышедший уже Бахтиаров.

- Что ты хочешь со мной делать? - почти вскрикнула Юлия. - Ни за что... ни за что в свете! Лучше умру, а не пойду!

Бахтиаров пожал плечами и захлопнул дверцы экипажа.

- К Бешметевым, - сказал он кучеру и, не поклонившись Юлии, ушел в дом.

XV

ПАВЕЛ ВСЕ УЗНАЛ

Лизавета Васильевна сделалась больна. Болезнь ее была, видно, слишком серьезна, потому что даже сам Михайло Николаич, который никогда почти не замечал того, что делается с женою, на этот раз заметил и, совершенно растерявшись, как полоумный, побежал бегом к лекарю, вытащил того из ванны и, едва дав ему одеться, привез к больной. Врач этот пользовался в городе огромной известностью. Он был человек еще не старых лет, был немного педант в своем ремесле, то есть любил потолковать о болезнях и о способах своего лечения, выражаясь по преимуществу на французском языке, с которым, впрочем, был не слишком знаком. Он щупал несколько секунд пульс больной, прикладывался ухом к ее груди и потом с очень серьезным лицом вышел в гостиную, где, увидев Масурова с слезами на глазах, сказал:

- У ней воспаление в легких.

- Что же, это опасно? - спросил Масуров.

- Как вам сказать? - каков будет исход болезни; но вот видите, я бы желал, главное, знать основную причину болезни. Позвольте мне с вами переговорить.

- Сделайте милость, - отвечал Масуров.

- Во-первых, я вам объясню, что воспаление в легких есть двоякое: или чисто чахоточное, вследствие худосочия, и в таком случае оно более опасно, но есть воспаление простое, которое условливается простудою, геморроидальною посылкою крови или даже часто каким-нибудь нравственным потрясением, и в этом случае оно более излечимо; но дело в том, что при частом повторении этих варварских воспалений может образоваться худосочие, то есть почти чахотка. Теперь позвольте вас спросить: супруга ваша золотушна?

На этот вопрос Михайло Николаич решительно ничего не мог отвечать.

- Не жаловалась ли она по крайней мере часто на грудную боль?

Михайло Николаич сказал, что жена больше жаловалась на головную боль.

Врач задумался.

- Не было ли у них прежде кашля, кровохаркания? - спросил он.