Но прерывать мосье Дюбуа сейчас нельзя, — голос его дрожит от волнения. Да, Гретри не забыл свой родной город: он подарил Льежу свое сердце. Но родственник композитора, человек тупой и жадный, заявил, что завещание Гретри нехристианское. Сердце человека может-де принадлежать только церкви. Этот негодяй решил нажить деньги! Он сговорился с парижскими кюре и решил выставить сердце Гретри в часовне, чтобы привлечь верующих и, конечно, подаяния…
Тяжба из-за сердца Гретри, беспримерная по ханжеству, лицемерию, отчаянному крючкотворству корыстолюбцев, тянулась пятнадцать лет. В конце концов адвокаты Льежа победили.
— Вы видели памятник композитору на площади, перед нашим Оперным театром? В постаменте есть оконце, и там горит свет. Оно там — сердце нашего Гретри.
Осмотр дома и музея окончен. Мосье Дюбуа выключает газ в изразцовой печке.
Мы горячо благодарим его. Очутившись на улице, я не жду просьбы мадам Кольпэн и забрасываю ее вопросами.
— Как вы думаете, сколько лет Дюбуа? — слышу я. — Восемьдесят девять.
Да, он хранитель музея. От тут все: и директор, и гид, и консьерж. Когда-то он играл в оркестре театра. Уволившись по старости, получил место в музее. Он и сейчас еще роется в библиотеках, в архивах, добивается пожертвований на покупку экспонатов. Ведь город дает гроши… Старику помогает его жена, немного моложе его. Им предоставлена бесплатная квартира при музее. Оба получают пенсию, очень-очень маленькую.
— Вот и все, — говорит мадам Кольпэн. — Никакого жалованья.
Уже темнеет. Мадам Кольпэн ведет меня к памятнику Гретри. Падает снег, реклама искрится лихорадочно и тревожно. Снег ложится на верха автомашин, заполнивших центральную улицу почти сплошь. Их поток становится белым, контрастно белым в сумрачном городе.
Длинный, с позументом, сюртук Гретри опушен мокрым снегом. Чуть наклонив голову в буклях, композитор приподнял руку, отбивая такт. Сердце его замуровано в кладке постамента, и оттуда, через маленькое оконце, льется красноватое сияние.
Были, есть и будут люди, чьи сердца светят другим!
Самый знаменитый из льежан
Спросите любого, кто это. Вам наверняка ответят — Сименон. Писатель Жорж Сименон.
Репортеры подсчитали, что каждые пять минут где-нибудь на земном шаре выходит книга Сименона — новая или переизданная, на французском языке или в переводе. Автор, самый читаемый в мире! А сколько еще фильмов, пьес по произведениям Сименона!
Число романов Сименона перевалило за двести — продуктивность, не имеющая себе равных, небывалая в истории литературы.
Сименону выпала редкая почесть: его герою поставлен памятник. Комиссар полиции Мегрэ, толстый, с неизменной трубкой, возвышается на берегу моря в голландском городке Делфзейл. Именно там родился Мегрэ в голове своего создателя. Словом, гордость льежан никак нельзя назвать необоснованной.
Правда, Сименон редко бывает на родине. Но родился-то он здесь, в Льеже, на неказистой улочке, населенной рабочими и мелкими служащими, в семье конторщика. В детстве Жорж Сименон говорил по-валлонски, бегал смотреть Чанчеса.
Живет писатель в Швейцарии, рукописи посылает в Париж. Конечно же, в Бельгии такому человеку тесно. Но он остался бельгийцем. Мои льежские собеседники подчеркивают это. Во-первых, чуть ли не в каждом романе он упоминает родные места. Хотя бы вскользь, одной-двумя фразами. Кто-нибудь из действующих лиц непременно бельгиец. А случайно ли, что в романах Сименона так часто идет дождь? Притом особый, льежский дождь, основательный, упорный…
Во-вторых, он бельгиец по характеру. Да, ноги на земле, а голова в облаках. Работник удивительно организованный и прилежный, — иначе разве мог бы он столько писать! И в то же время — бурная, неисчерпаемая фантазия, необычайная способность создавать сложные сюжеты, увлечь читателя, привести к неожиданной развязке.
Я во многом согласен с льежанами. Побывав в Льеже, я, кажется, лучше понял Сименона — одного из моих самых любимых писателей.
Комиссар Мегрэ действует в Париже. Атмосфера Парижа передается в романах лаконично, часто мимоходом, отдельными, зорко подмеченными мелочами. Сименон знает Париж и любит его. Мы уже говорили, что для уроженца Валлонии культурной границы с Францией, в сущности, нет. А для Сименона и подавно. Еще молодым журналистом он уехал в Париж попытать удачи в редакции большой газеты. И удержался, приобрел известность своими репортажами, главным образом из зала суда. Розыск и суд, раскрытие преступлений — и неизбежное обнажение человеческих пороков, страстей, судеб приковали внимание будущего писателя. Огромный, кипучий Париж давал богатейший материал такого рода.
Внимательно читая Сименона, нетрудно проследить, как перерабатывает писатель эпизод из уголовной хроники, как из этой первоосновы вырастает роман.
Ему, Сименону, в самом деле понадобилась голова в облаках. И твердая земля под ногами.