Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Деревушка Баклен — горсточка домов из диких, грубо отесанных обломков скалы. Полоски ржи, ячменя, упирающиеся в опушку леса.

Крайний дом, поодаль от прочих. Старая женщина выходит к нам, держит козырьком ладонь. Доброе лицо в мелких-мелких морщинках.

— Нет, не узнаю вас, мсье…

— Пьер.

— Подождите, — она смотрит на Петра Ивановича в упор. — Мсье Пьер! Вот радость!

Трещат дрова в плите. Булькает вода в пузатом чайнике с подпалинами на боках.

— У вас все по-прежнему, мамаша Клеманс.

Ветераны-стулья, продавленное кресло, гигантское в тесном помещении. Табличка с изречением: «Когда бедняки помогают друг другу, бог ласково смеется». Фотографии родных, картинки из журналов, приклеенные к обоям. На одном фото, самом большом, в рамке — энергичное молодое лицо. Черты резкие. Брови сведены. Похоже, какая-то мысль не дает покоя.

— Помните его, мсье Пьер?

— Да, ваш Жюль. Где он сейчас?

— Все там же, мсье Пьер. У него гараж в Льеже, вы же знаете. Гараж-скорлупка, дохода чуть-чуть, но жаловаться стыдно. На семью хватает. Внука мне подарил.

Жюль — сын мамаши Клеманс. Считалось, что он живет в Канаде. Когда боши интересовались, мамаша Клеманс показывала им письма от сына с канадскими марками и штемпелями. Вся деревня восхищалась, до чего ловко мамаша Клеманс дурачит бошей. Они так и не раскусили подделку.

Крестьяне знали, где Жюль. Совсем недалеко, в лесу, в землянке. Он командир отряда. А его мать готовит партизанам еду, а иной раз пускает к себе ночевать.

— Предатель тут не уцелел бы, — говорит Петр Иванович. — Баклен была, в сущности, центром партизанского края. До ближайшей немецкой комендатуры — пятнадцать километров. Фашисты редко показывались, боялись нас.

Жюль мог видеть сквозь прогалину родной дом. А партизанский дозорный не спускал с него глаз. Если свет в окнах мамаши Клеманс вспыхнет два раза, значит в деревню пожаловали боши.

— А у меня ужин готов. Я жду не дождусь, когда уберутся подлые наци. Мальчики-то мои голодные сидят!

Мадам Клеманс поворачивает выключатель, демонстрирует язык сигналов, врезавшийся в память навсегда. Еще горшок с цветами… Если советскому гостю интересно, то вот, пожалуйста, — горшок не случайно появлялся то в одном окне, то в другом. Вот так… Цветы не те, но глиняный жбан тот же самый.

— Я была под командой у сына, — улыбается она. — Солдатом была.

— Ну, нет, — смеется Петр Иванович. — Не скромничайте.

И правда, ее звание куда выше. Русские парни, закинутые в чужие леса, называли ее с застенчивой неуклюжестью «маман», твердо выговаривая «н». Это было, может быть, не первое для них французское слово, но во всяком случае — самое дорогое. Не только храбрость этой женщины нужна была им, но и доброта. Да, доброта — драгоценное качество на фронте!

— Один мальчик мне грибов принес. Я больная лежала. «Кушайте, — говорит, — маман, поправляйтесь. Грибы полезные. У нас, в России, их очень любят». Я их сроду не ела. Но как можно обидеть хорошего мальчика! Я поджарила и попробовала при нем.

— Понравились вам? — спросил я.

Мадам Клеманс помялась. Что это, никак она и меня боится обидеть?

— Я похвалила, — сказала она.

— Березовики, — говорит Петр Иванович. — Тут грибное место. Бельгийцам они ни к чему. Не понимают вкуса.

Как же действовал отряд?

Петр Иванович перечисляет взорванные склады боеприпасов, мосты, убитых оккупантов, захваченных мотоциклистов с штабными документами. Маки совершали ночью большие переходы, нападали там, где враг меньше всего ждал их. Приказ центра гласил: тревожить фашистов, тревожить чаще, чтобы сковать здесь, на лесном фронте, как можно больше вражеских сил.

Мы прощаемся.

— Иван… Алексей… Степан… — Мадам Эстас Клеманс, по нашему Анастасия, старательно выговаривает русские имена. — Жаль, у меня нет фамилий, адресов. Может быть, у вас записано, мсье Пьер? Я бы очень хотела передать им привет. Сказать, что мамаша Клеманс их помнит.

Анатолия она не знала.

— Возможно, он был в другом отряде, — сказал Петр Иванович, когда мы тронулись. — Подождите, тут поблизости есть еще один человек…

До позднего вечера колесили мы по излучинам Арденн. В ущелье под гребнем леса фотографию Анатолия разглядывал хозяин бензоколонки — плечистый, в высоких охотничьих сапогах. Вздохнул, бережно вернул мне.

— Как будто он… Да, Анатоль, это точно. Он недолго был со мной. В скором времени ушел.

— Куда?

— На разведку, мсье. Их послали в Труа Пон, его и еще пятерых парней. Это в Великом герцогстве. Они не вернулись, мсье, к сожалению.

Точных сведений ветеран не имеет, но ему передавали: разведчики столкнулись с группой эсэсовцев и все до одного погибли. Значит, и Анатолий…