Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Дюбуа с благоговением показывает ящичек с клавиатурой — «дорожное пианино» Гретри, для тренировки пальцев. Гретри часто ездил, давал концерты. Под стеклом разложены произведения композитора — их множество. Опера «Земир и Азор» недавно шла по телевидению. Особенно часто исполняется симфония Гретри «Сельский праздник», написанная на народные, валлонские темы. О, он не забывал свою родину!

Я узнаю, что многие предметы мосье Дюбуа разыскал сам. Кто же он, этот милый, очарованный старец? Гид или ученый-искусствовед?

Но прерывать мосье Дюбуа сейчас нельзя, — голос его дрожит от волнения. Да, Гретри не забыл свой родной город: он подарил Льежу свое сердце. Но родственник композитора, человек тупой и жадный, заявил, что завещание Гретри нехристианское. Сердце человека может-де принадлежать только церкви. Этот негодяй решил нажить деньги! Он сговорился с парижскими кюре и решил выставить сердце Гретри в часовне, чтобы привлечь верующих и, конечно, подаяния…

Тяжба из-за сердца Гретри, беспримерная по ханжеству, лицемерию, отчаянному крючкотворству корыстолюбцев, тянулась пятнадцать лет. В конце концов адвокаты Льежа победили.

— Вы видели памятник композитору на площади, перед нашим Оперным театром? В постаменте есть оконце, и там горит свет. Оно там — сердце нашего Гретри.

Осмотр дома и музея окончен. Мосье Дюбуа выключает газ в изразцовой печке.

Мы горячо благодарим его. Очутившись на улице, я не жду просьбы мадам Кольпэн и забрасываю ее вопросами.

— Как вы думаете, сколько лет Дюбуа? — слышу я. — Восемьдесят девять.

Да, он хранитель музея. От тут все: и директор, и гид, и консьерж. Когда-то он играл в оркестре театра. Уволившись по старости, получил место в музее. Он и сейчас еще роется в библиотеках, в архивах, добивается пожертвований на покупку экспонатов. Ведь город дает гроши… Старику помогает его жена, немного моложе его. Им предоставлена бесплатная квартира при музее. Оба получают пенсию, очень-очень маленькую.

— Вот и все, — говорит мадам Кольпэн. — Никакого жалованья.

Уже темнеет. Мадам Кольпэн ведет меня к памятнику Гретри. Падает снег, реклама искрится лихорадочно и тревожно. Снег ложится на верха автомашин, заполнивших центральную улицу почти сплошь. Их поток становится белым, контрастно белым в сумрачном городе.

Длинный, с позументом, сюртук Гретри опушен мокрым снегом. Чуть наклонив голову в буклях, композитор приподнял руку, отбивая такт. Сердце его замуровано в кладке постамента, и оттуда, через маленькое оконце, льется красноватое сияние.

Были, есть и будут люди, чьи сердца светят другим!

Самый знаменитый из льежан

Спросите любого, кто это. Вам наверняка ответят — Сименон. Писатель Жорж Сименон.

Репортеры подсчитали, что каждые пять минут где-нибудь на земном шаре выходит книга Сименона — новая или переизданная, на французском языке или в переводе. Автор, самый читаемый в мире! А сколько еще фильмов, пьес по произведениям Сименона!

Число романов Сименона перевалило за двести — продуктивность, не имеющая себе равных, небывалая в истории литературы.

Сименону выпала редкая почесть: его герою поставлен памятник. Комиссар полиции Мегрэ, толстый, с неизменной трубкой, возвышается на берегу моря в голландском городке Делфзейл. Именно там родился Мегрэ в голове своего создателя. Словом, гордость льежан никак нельзя назвать необоснованной.

Правда, Сименон редко бывает на родине. Но родился-то он здесь, в Льеже, на неказистой улочке, населенной рабочими и мелкими служащими, в семье конторщика. В детстве Жорж Сименон говорил по-валлонски, бегал смотреть Чанчеса.

Живет писатель в Швейцарии, рукописи посылает в Париж. Конечно же, в Бельгии такому человеку тесно. Но он остался бельгийцем. Мои льежские собеседники подчеркивают это. Во-первых, чуть ли не в каждом романе он упоминает родные места. Хотя бы вскользь, одной-двумя фразами. Кто-нибудь из действующих лиц непременно бельгиец. А случайно ли, что в романах Сименона так часто идет дождь? Притом особый, льежский дождь, основательный, упорный…

Во-вторых, он бельгиец по характеру. Да, ноги на земле, а голова в облаках. Работник удивительно организованный и прилежный, — иначе разве мог бы он столько писать! И в то же время — бурная, неисчерпаемая фантазия, необычайная способность создавать сложные сюжеты, увлечь читателя, привести к неожиданной развязке.

Я во многом согласен с льежанами. Побывав в Льеже, я, кажется, лучше понял Сименона — одного из моих самых любимых писателей.