Февральскую революцию семья Распутина встретила в Петрограде. Прасковья уехала в Покровское, за ней дочери, а сын возвратился в родное село из армии уже после Октябрьского переворота.
Унаследованный им дом с хозяйственными постройками был в 1920 году конфискован волостным исполкомом с формулировкой «означенное имущество нажито на средства бывшей царицы Александры, с которой Распутин кутил во всю ширь» (надо понимать, на ее же деньги. –
Несмотря на то, что родные Распутина не участвовали в Гражданской войне и крестьянском восстании 1921 года (покровская волость контролировалась повстанцами) и считались к началу коллективизации сельских хозяйств неимущими, их выслали на Ямал (кроме Матрены, находящейся в эмиграции во Франции. –
Куда подевались приписываемые Распутину ценности, выяснить так и не удалось.
Тайны монастырских подворий
Питерский историк Василий Горчаков потратил более тридцати лет, чтобы найти тайники предусмотрительного «старца». Исследователь тайной жизни Распутина считает, что он «летом 1915 года спрятал четыре (!) обитых жестью сундука, к которым никого не подпускал, в Верхотурье, на территории монастыря, где покоились мощи почитаемого им святого Симеона».
К такому же выводу, считает Горчаков, пришли чекисты, которые в 20-е годы периодически что-то искали в Верхотурском монастыре и даже вскрыли могилу Симеона, считая, что Распутиц мог в ней спрятать свои сокровища.
Результаты чекистских раскопок в Верхотурье историку Горчакову неизвестны, но быстрое восстановление монастыря без особых пожертвований и крупных ассигнований от Патриархии он связал с тем, что кто-то из монахов случайно обнаружил уже в наши дни распутинский тайник и употребил сокрытые в нем ценности на реставрацию святой обители.
Кладоискательство, действительно, считалось одним из основных занятий уральских и сибирских чекистов в 20–30-е годы. Забрав из местных православных храмов все, что блестело, они занялись раскапыванием монастырских подворий и церковных кладбищ.
«...В начале сентября 1922 года губотделом ГПУ в тюменском Троицком монастыре были обнаружены скрытые еще во время колчаковщины церковные ценности в виде серебряных риз до девяти пудов веса...».
Арестованный за сокрытие этих и других ценностей епископ Тюменский Иринарх Синеоков–Андреевский на следствии показал: «...Когда я был епископом Тобольским в 1919 году, в Тобольск приезжал Верховный правитель России адмирал Колчак с генералом Пепеляевым – начальником обороны – и двумя адъютантами. Они присутствовали на молебне, который я совершил с соборным духовенством у мощей Иоанна Тобольского... После окончания молебна я пригласил Колчака с его сопровождающими на стакан чая. За чаем Колчак посоветовал мне вывезти святыни и ценности и самому уехать из Тобольска. Первоначально я колебался, как поступить с мощами, но... узнав от двух монахов из Верхотурья, что там мощи Симеона Верхотурского спрятаны на месте, а вывезена только рака, поступил так же. Ночью мы... закопали мощи Иоанна Тобольского под кафедральным собором. Серебряно-вызолоченную раку из–под мощей и другие ценности... по моему предложению вывезли по рекам Иртышу и Оби...».
Золотой след, взятый чекистами в тобольском Ивановском монастыре, привел их в октябре 1933 года в подвал дома бывшего местного рыбопромышленника Корнилова, где в двух стеклянных банках, вставленных в деревянные кадушки, хранились сокровища царской семьи Романовых «на сумму в три миллиона двести семьдесят тысяч шестьсот девяносто три золотых рубля».