Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова

Возможно, Перхуров пытался смягчить наказание и после отбытия тюремного срока возобновить розыск утраченных ценностей. Не удалось: 19 июля 1922 года генерала расстреляли. В материалах его дела нет ни слова о ценностях Ярославского отделения Госбанка и утопленном в реке Ик полковом денежном ящике. А дело вел 20-летний чекист Александр Иванович Успенский, будущий нарком внутренних дел Украины и комиссар государственной безопасности 3-го ранга, что соответствовало воинскому званию генерал-лейтенанта.

Утопленник из НКВД

В истории советских органов госбезопасности Успенский отметился неожиданным исчезновением 15 ноября 1938 года. Накануне вечером он велел своему шоферу не заезжать с утра за ним: сказал, что хочет пройтись. Однако до наркомата не дошел. Когда взломали дверь в кабинет, то на столе обнаружили записку: «Ухожу из жизни. Мой труп ищите в Днепре».

В кустах на берегу нашли одежду наркома. Привезли водолазов. Поиски продолжались несколько дней – безрезультатно. Постепенно о пропавшем наркоме забыли. Не до него стало: в Москве сняли хозяина Лубянки Николая Ивановича Ежова, а пришедший на его место Лаврентий Павлович Берия арестовал всех прежних руководителей управлений и отделов в НКВД (кое-кто тогда даже позавидовал Успенскому). Но на всякий случай ориентировки о его розыске направили во все территориальные и транспортные органы НКВД. «Сработало» 15 апреля 1939 года на станции Миасс. При проверке камер хранения была обнаружена квитанция Ивана Лаврентьевича Шмашковского: паспорт на это имя оперативно-технический отдел НКВД УССР изготовил для Успенского в качестве документа прикрытия. Воскресшего утопленника притянул к себе... полковой денежный ящик.

Генерал Перхуров хотел откупиться от чекистского следствия своим кладом. Но следователь Успенский, поступивший в ЧК «за неимением теплой обуви и одежды», не внес эти показания в протокол и только ускорил вынесение расстрельного приговора. После своего бегства из Киева в ноябре 1938-го, поистратившись, он вспомнил об утопленных в реке Ик ценностях и объявился у Косого брода, где его уже ждала засада. Успенского обвинили в шпионаже и расстреляли 27 января 1940 года. А полковой денежный ящик стал местом отдыха кособродских мальчишек.

Заклятый клад

То, что не удалось сделать белогвардейскому генералу Перхурову и чекистскому комиссару Успенскому, попытались летом 2005 года осуществить мы – тюменский тележурналист Роман Мамонтов, телеоператор Владимир Тюменцев и бывший боевой пловец спецназа Черноморского флота Владимир Иванович (фамилия не называется по известным соображениям).

Провели рекогносцировку местности. Прорубили через заросли тростника проходы к воде, наметили ориентиры поиска. Такие заболоченные водоемы когда-то называли куличками. По русским поверьям, это были излюбленные обиталища нечистой силы.

Так, на следующий день пашей экспедиции мы увидели, что сплавнина неожиданно отделилась от противоположного берега и закрыла указанную старожилом села Вохминцевым точку залегания клада. Луж когда после спуска на воду резиновой лодки и включения металлодетектора безоблачное ранее небо вдруг заволокло тучами, сверкнули молнии, грянул гром и пролился дождь, заполнив нашу лодку, стало понятно: без чертовщины здесь не обошлось. При ее помощи застрахована сохранность полкового денежного ящика. Такой заклятый клад может стращать, стонать, плакать, появляться в виде людей и животных, уходить в землю, вылезать из воды на просушку и гореть по ночам костром...

Мы специально задержались в Кособродске, а в полночь подкрались к заброшенной речной переправе...

На другом берегу, откуда 87 лет тому назад спускались обозные телеги 13-й Казанской стрелковой дивизии белых, светилось пятно костра. Но когда на машине мы добрались до этого места, то не обнаружили ни головешек, ни углей – никаких следов костра. Клад почувствовал наше приближение, нырнул в трясину и там затаился...

Садовая улица Железного Феликса

20 декабря 1917 года председателем ВЧК – Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией – назначили Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Ему было сорок лет, а за плечами двенадцатилетний стаж политической борьбы, подполья, шесть тюремных и каторжных сроков, одиночки и карцеры, драки с конвоем, побеги, эмиграция и подхваченный в Седлецкой тюрьме (Польша) туберкулез.

«Заставил полюбить»

В ленинском окружении к 1917-му немногие революционеры могли похвастаться таким набором заслуг перед революцией. Не случайно поэт Маяковский советовал «юноше, обдумывающему житье, решающему – сделать бы жизнь с кого... делать ее с товарища Дзержинского».