Тюремная песнь королевы

Кроме работы я каждый день учу французский язык и уже довольно сносно понимаю, но еще плохо умею изъясняться сама. Раньше я ведь больше всего боялась того, что мне не удавалось поговорить с моим мужем. Но теперь, если, конечно, король соблаговолит, я уже могу ответить на его вопросы или спросить о чем-нибудь сама. Ну почему я не удосужилась выучить французский до свадьбы? Как бы это упростило мою жизнь!

Любезный брат, больше лишений и тяжелой работы, больше потери свободы и разлуки с вами и моими подругами я скорблю о том, что оказалась оболганной в глазах моего мужа и повелителя. Здесь, в монастыре, я наконец услышала о причине моего заточения, о которой не могу не рассказать вам. Оказывается, мой муж обвиняет меня в том, будто я околдовала его!

Кто те злые люди, посмевшие внушить ему такие мысли?! О них я тоже должна молить Господа, чтобы Он смилостивился над ними, ибо не знают что творят!

Дорогой брат! Не уверена, дойдет ли до тебя это письмо. Я пишу его вслед за множеством других, которые, орошая слезами и покрывая бесчисленными поцелуями, отправляла уже тебе. Мучениям моим, по всей видимости, не видно еще конца. Но жизнь продолжается, а это значит, что я не сделала еще всего, что хочет от меня Господь.

Остаюсь твоей преданной сестрой,

Энгебурга. Королева Франции».

Глава 27 Подсадной рыцарь

В это время в тюрьме крепости Компень в который раз судьи допрашивали рыцаря королевы Бертрана ля Ружа. За несколько месяцев лишений и истязаний он почти полностью утратил прежнюю красоту и привлекательность.

Снова и снова его поднимали к потолку за выкрученные руки, снова били хлыстом и оставляли на ночь голого в холодном подвале. Но все это было безрезультатно, и за несколько месяцев палачи не сумели вытянуть из верного Бертрана показаний отличных от тех, что тот дал своему хозяину Фернанду Мишле сразу же после приезда.

Бертран не изменил своих показаний, продолжая твердить одно и то же: да, хранитель королевской печати Фернанд Мишле, председательствующий ныне среди участвующих в допросах судей, поручил ему совратить или похитить из монастыря королеву Энгебургу. Бертран признавал, что невольно увлекся красотой и грациозностью означенной дамы, но какой же добрый рыцарь не желает хотя бы раз изнасиловать королеву Франции?! Да, он был готов выполнить эту миссию, но подвела добродетель королевы. Везде рядом с ней были ее фрейлины, а за дверями кельи королевы неусыпно дежурили ворчливые монахини. Пробраться в такой ситуации в постель Энгебурги было нереальным уже потому, что, даже если бы рыцарь и справился с женской охраной, Энгебурга все равно собрала бы достаточно свидетелей, которые бы признали, что он, Бертран ля Руж, действовал силой. А следовательно, Энгебурга считалась бы жертвой, а не преступницей. По этой же причине он не сумел увезти королеву силой.

– Передайте моему господину, что я готов попробовать повторить ранее сделанные попытки, но пусть он, по крайней мере, сделает возможным встречаться с королевой с глазу на глаз, – кричал, теряя сознание на дыбе, Бертран. – Пошлите ей фальшивое письмо о том, что папа благословил развод, чтобы она не чувствовала себя скованной брачными узами. И тогда я с радостью выполню возложенное на меня поручение! Или пусть сам мессен Мишле отправляется к Энгебурге. Пусть убедится, что затащить ее в постель при таких условиях так же невозможно, как склонить кого бы то ни было к блуду посреди рыночной площади, кишащей народом!

Любые поползновения судейских добиться от Бертрана подтверждения того, что не только он, но и Энгебурга воспылала к нему страстью, были встречены со стороны рыцаря неизменным отпором. Но, когда Бертран понял, что от него ожидают в таком случае признать, что интимная связь с Энгебургой невозможна из-за природного уродства или проклятья, наложенного на королеву, рыцарь дал показания, что безумно желал обладать королевой. У него просто не хватило времени и возможностей для достижения этой цели.

Ни словом на допросах не обмолвился Бертран о своем друге Анри де Мариньяке. Впрочем, Фернанд Мишле и не настаивал на том, делая вид, что молодого гасконца будто вовсе не было в отряде ля Ружа.

Только через четыре месяца допросов и пыток Бертран был избавлен от истязаний и брошен в темницу, где вскоре о нем благополучно забыли.

Глава 28 О том, как Энгебурга спасла Марию, а Анри сдержал слово

Через девять месяцев после отъезда из монастыря отряда Бертрана ля Ружа Мария Кулер родила мальчика, которого окрестила в честь отца – Анри. Ей было позволено кормить ребенка грудью, но через год мать настоятельница потребовала отдать маленького Анри приемным родителям. Не помня себя от горя, Мария простаивала часы напролет на коленях перед кельей матери настоятельницы, умоляя ее оставить дитя с ней, но ничего не помогало.