Тюремные дневники, или Письма к жене

После чего я протираю стол и продолжаю работать, а Вася, как и всегда после обеда, ложится на свою шконку «отдыхать». В камере на некоторое время воцаряется полное умиротворение, спокойствие и тишина.

Но Васе не спится! Запах гороха, похоже, не дает ему покоя!

Некоторое время он ворочается с боку на бок, кряхтит, стонет («Как же мне плохо!..») и кашляет. Наконец не выдерживает, слезает, пыхтя, со своей шконки и как бы ненароком толкает при этом Цыгана. Тот, разумеется, просыпается.

— Цыган, ты не спишь? Сегодня горох на обед был! Иди, ешь. Пока горячий!

Цыгану, похоже, все равно.

— Горох?..

— Ну да! Вставай скорей обедать! Что ты все время спишь? Так ты никогда не выздоровеешь!

Цыган послушно встает и идет умываться. Вася бросается снова накрывать на стол.

— Сереж! Ты не беспокойся, пожалуйста! Мы тебе не помешаем!

(Твою мать!)

— Да ладно, ешьте. Я уж тогда пойду побреюсь. Давно собирался.

Я начинаю бриться, а коварный змей-искуситель Вася тем временем потчует Цыгана. (Как Сатана Еву.)

— Может, тебе еще и сала порезать?

— А ты будешь?

— Да я ел недавно!..

— Ну, еще!

— Ладно уж, давай тогда пару ложек съем за компанию. Чтобы тебе не скучно было. Хе-хе!..

Потом просыпается Витя, и с ним Вася тоже съедает «за компанию пару ложек»…

Вся эта возня и суета будят в конце концов и Костю.

— Чего там, горох, что ли, сегодня был? Пожалуй, я тогда тоже сейчас пообедаю!

Костя встает, умывается, не торопясь чистит себе лук и чеснок, аккуратно нарезает хлеб и сало. Потом, наконец, достает из телевизора (навесного шкафа) и миску с горохом. Удивленно заглядывает в нее и спрашивает:

— Это что, все?!

— Все, — хладнокровно отвечает ему Вася.

— Что-то маловато. А кто еще не ел?

— Ты и Андрей. (Андрей все еще спит.) Да это, Кость, просто миска большая, вот и кажется, что мало.

Миска и правда большая, и понять, сколько там, к примеру, осталось порций — две или одна — действительно трудновато. (На это-то, вероятно, и рассчитывал хитрый Вася!) Но опытный зэк Костя поступает очень просто. Он берет обычную алюминиевую миску и отливает туда порцию Андрея. Большая миска полностью пустеет. (Увы!

Порция, как оказалось, там была все-таки всего лишь одна! Ах, Вася-Вася!..) Костя некоторое время молча на нее смотрит, потом так же молча идет с этой миской к умывальнику. Тщательно ее там моет, ополаскивает, вытирает и спокойно ставит обратно в телевизор. Затем все также невозмутимо и как ни в чем ни бывало снова садится за стол.

— Ладно, тогда хоть чаю попью с баранками. Баранки-то у нас еще остались?

— Конечно, Кость! В телевизоре на верхней полке в правом углу лежат. В синем пакете. Только чай, наверное, уже остыл.

— Ничего! Теплого попью. Цыган спит? Тогда я его большую кружку возьму. Это у меня вместо обеда будет.

Костя наливает себе огромную, пантагрюэлевскую цыганову кружку чая (литра на полтора! ей-богу, не меньше), кладет туда кусков десять сахара, долго-долго их размешивает (чай и в самом деле уже чуть тепленький) и подносит кружку ко рту…

В этот момент сзади его кто-то неловко толкает. Это Вася, который смутно чувствуя свою вину за съеденный горох (и за вчерашний хлеб) и желая ее теперь хоть отчасти загладить, спешит побыстрее услужить Косте и подать ему баранки.

Кружка расплескивается и заливает Костю с ног до головы сладким и теплым чаем. (Хорошо, хоть не горячим!) Под столом мгновенно образуется огромная лужа. (Я с проклятиями едва успеваю вскочить и спасти тапочки.)

Костя некоторое время тупо на нее смотрит… потом переводит взгляд на свой насквозь мокрый (и липкий!) спортивный костюм… на пустую кружку… Бережно, очень бережно (!) ставит эту кружку прямо на залитый чаем стол, встает и не торопясь и не глядя на Васю молча раздевается до трусов. Трусы тоже оказываются насквозь мокрыми.

Костя, по-прежнему не поднимая глаз и не говоря ни слова, лезет в свой баул, достает оттуда сухие трусы и переодевается. Мокрые он при этом как-то слишком уж медленно и неестественно аккуратно (не делая резких движений!) укладывает вместе с костюмом в пластмассовый тазик. (На Васю он смотреть при этом по-прежнему избегает.) Затем все так же заторможено и плавно бредет как лунатик к двери, берет там тряпку и старательно вытирает лужу. Моет пол во всей камере.

Тщательно и долго полоскает потом тряпку в ледяной воде. (Бр-р-р!.. мне даже смотреть-то на него, и то холодно!) Медленно и не спеша, но какими-то судорожными движениями, как в плохой замедленной съемке, расстилает тряпку у двери и чуть ли не любовно ее разглаживает.

После чего, все с тем же пугающе ледяным спокойствием, но как-то механически, как в каком-то летаргическом сне, начинает прямо под струей обжигающе холодной, ледяной воды стирать свои трусы и спортивный костюм. (Лицо при этом у него напоминает застывшую маску.

Глаз на Васю он так и не поднимает.)

В камере все это время царит мертвая тишина. Вася прямо-таки закоченел на своей шконке от ужаса! (Он вообще, кажется, слегка побаивается Костю с Витей. Ну, еще бы! Особый режим, как-никак!