Тюремные записки в прозе и стихах

Я уселся у камина,
На ночь сладко задремал,
И во сне кинокартина —
Дикий шабаш-карнавал.

Кто-то есть, кого-то нету…

Лунный свет ковром по полу…
Где-то слышны кастаньеты,
Бродит Дух, по пояс голый.
Шаг неслышный невидимок,
Привидения вокруг,
Подскочили вдруг ботинки,
Полтергейста слышен стук.

Выпучился в угол кот,

Видит там ночной народ,
Домовой с Чур-Чуром шумно
Вдруг затеяли возню,
Неизвестный в козьей шубе
Засвистел в трубу-ноздрю.

Танцы бабушки Яги,

Старика Кащея,
Скороходы-сапоги
В пляске сатанеют.

Сатана – красавец гибкий,

Петушиное перо
Меж рогов торчит со скрипкой,
Шпага бьётся о бедро.

В окнах – братия лесная,

В двери лезет Снеговик,
Ворвалась лихая стая —
Шорох, шелест, шум и крик.

Домовой и колобок

Ускакали за порог,
Вдруг из лампы Алладина
Показались уши Джинна.

Голос петуха-кретина

Разогнал всех у камина,
Ведьма на метле мелькнула,
Отозвалось небо гулом.

Был ещё случай, о котором можно было рассказывать пионерам без выдумок и без прикрас, настолько он оказался жутким. Чёрт дёрнул инструктора по плаванию пройтись по лесу, что раскинулся вокруг лагеря. Лесные заповедные места были ему вторым домом, близким, понятным и своим, как тут не поддаться искушению, не побродить по обиталищу дикой живности? Александр хорошо ориентировался в лесу и легко передвигался пологим подъёмом, углубляясь в зелёные кущи, пока не вышел на опушку, остолбенев перед стаей серых волков. Их было семь, крупных и поменьше, тоже заинтересовавшихся одиноким путником.

Что делать?! Бежать? – Догонят вмиг и разорвут. Стоять и ждать? – Будет тот же результат. И опять раздался голос, что на Чумыше, то и здесь, на Ишиме: «Уйми свой страх! Иди сквозь них!» Пошёл на стаю, как на ватагу пацанов в драке на Тальменке. И что за диво? Волки двинулись в сторону от человека, оглядывались, но ушли.

* * *

В жаркий полдень Александр выводил ребят на купание. Для бесенят это было любимое занятие, а для инструктора головная боль, хотя купались на мелководье озера. Воспитательницы и пионервожатые тоже были из педагогического института, мечтательные студентки старших курсов, и тоже с красными галстуками. Весёлые девичьи стайки волновали молодого и пылкого человека, рождённого под огненным знаком и влюбчивого. Но всё-таки от него не уходил образ первой любви, унесённый с собой из Тальменки.

Жил, живу мечтой одной —
Встретиться с тобой, родной,
В том и ценность вся твоя,
Что в любви витаю я.
В частых снах твой образ милый
Ангелом летал ко мне,
Восстанавливая силы
На затерянной земле.

Милая моя Наташа,

Непохожая, иная,
Никого нет чище, краше,
Грация моя святая!
Голубые небеса
Светятся в глазах весёлых,
Гордая моя краса,
О тебе сказать – нет слова!
Где ты, верная удача,

Где лишь ты и я вдвоём?

Вспоминаю нашу дачу,
Наш заветный водоём…
Как душой желаю слиться
Во взаимопониманье,
Ты – восход мой, и зарница,
И богиня обожанья.

Как же всё неповторимо,

Как же всё неуловимо,
Время неостановимо,
Счастье несопоставимо!

Но Наташи не было рядом, и вряд она могла появиться, и тогда инструктор по плаванию взялся обучать искусству поведения на воде одну из воспитательниц юных пионеров, Инну Барлевич. Стрельцы забывают недосягаемый объект обожания, едва на горизонте появляется другой, не менее достойный образ. Уроки плавания, уже на глубокой воде, проходили успешно, но проявления сердечного расположения со стороны Александра оставались без ответа. Повторялась история безответной любви, до боли знакомая по Тальменке.